5 октября 1994 — LCI

Дата: 5 октября 1994 г.

Канал: «LCI»

Ведущий: Гийом Дюран

 

Милен продолжает рекламировать фильм «Джорджино», давая самое длинное интервью по случаю выхода фильма. Для этого она расположилась вместе со своим интервьюером Гийомом Дюраном в салоне одной из роскошных парижских гостиниц.

 

Эта беседа спустя несколько дней была показана в записи в среду, в день выхода фильма, а затем ещё несколько раз в последующие дни.

Тщательно подбирая слова, Милен долго и обдуманно отвечает на туманные рассуждения Гийома Дюрана, который, однако, кажется, увлечён беседой.

Знакомьтесь!

 

Гийом Дюран: Фильм, который должен добиться успеха в прокате [буквально: который нужно продать – прим. моё]. Вас, такую скромную, всё это не раздражает?

Милен Фармер: Не знаю, точно ли будет сказать «раздражает», но для меня это нелегко. (в начале передачи Милен играется с горлышком бутылки из-под Кока-Колы, из которой она так и не выпьет)

 

ГД: У вас не возникает чувство страха или тревоги, ведь фильм это не то же самое, что турне или диск. Проделана огромная работа и фильм выйдет на экраны через неделю. Как это всё на вас влияет?

МФ: Это почти нечеловеческое чувство. Очень сложное. Думаю, что я буду очень довольна, когда он выйдет и попытаюсь полностью от него освободиться.

 

ГД: Итак, «Джоржино»: сколько времени вы уже заняты в этом проекте?

МФ: Около восьми лет. Сами съёмки начались 3 года назад, а в целом работа над фильмом закончилась года полтора назад.

 

ГД: Т.е. вы были заняты этим все последние несколько лет. Это стало для вас чем-то вроде навязчивой идеи.

МФ: Да, особенно для Лорана Бутонна, режиссёра. У меня-то было намного больше свободного времени, столь редкого во время работы, поскольку я не занималась музыкой к фильму, композитором был Лоран. А вообще это был очень долгий и трудный период.

 

ГД: Тогда к чему было заниматься такими вещами, которые осложняют жизнь? В чём заключается подоплёка такого стремления?

МФ: Наверно, страсть. Во мне живёт потребность в таких вещах: что-то познавать, писать тексты, сниматься в фильмах, создавать что-нибудь. Такая работа не всегда бывает лёгкой, да это в сущности, быть может, и не так уж важно. Мне кажется, всё это совершается на ином уровне.

 

ГД: К слову о потребности: может быть здесь важна сама свобода… или что-то ещё?

МФ: Насколько я не умею распоряжаться этой самой свободой, настолько же мне необходим посторонний взгляд как доказательство моего существования, даже если дело касается такой драматичной вещи как откровенность. Моя профессия, творчество, снимает для меня этот конфликт.

 

ГД: Ну что ж, не будем пересказывать сюжет фильма, – фильмы делаются для того, чтобы их смотреть, – мы лишь слегка окунёмся в атмосферу фильма с помощью тех отрывков из аннонса, которые вы нам любезно предоставили, и затем поговорим о том мире, в котором живёте вы и Лоран Бутонна. Но сначала отрывки из фильма.

 

На экране проходят отрывки из аннонса «Джорджино».

 

ГД: Такова атмосфера этого фильма. А почему события фильма начинают разворачиваться в ноябре 1918 года, если мне не изменяет память? Почему именно эта дата?

МФ: Попробую ответить вместо Лорана Бутонна. Мне кажется он хотел…Война 1914-18 гг. всего лишь фон к основным событиям. Я думаю, что этот сценарий возник из большой потребности в сильных, жёстких женщинах, существующих в пространстве войны. Как мне представляется, такой сценарий воплотить в жизнь ему было легче. Очень трудно говорить за него. Почему война именно 1914-18 гг.? Потому что это было исключительно тяжёлое время. Покинутые женщины – очень удобный материал для…

 

ГД: Но ведь это и вам близко, потому что вам, как и всем, известно то, что происходило в ту эпоху. Речь не только смерти, картинами которой тоже изобилует фильм, но и сама идея о женщинах, которые выносят на своих плечах все тяготы войны в тылу. Ведь это вам близко?

МФ: Если говорить только об этой группе женщин, то определённо нет (смеётся) Общество женщин, управляемое женщинами…нет, я думаю, что нам всем здесь необходим здоровый баланс.

 

ГД: Хорошо, давайте поговорим о самой атмосфере фильма. Ведь часто, когда вы снимались в клипах, длинных, напоминающих кинофильмы, велись разговоры о том, что Бутонна обязательно снимет полнометражный фильм и что Милен Фармер хочет сняться в кино. Но вот фильм снят. Откуда идёт атмосфера фильма, одновременно исторического и фантастического? Режиссёр ответит на этот вопрос со своей стороны, но вам, поскольку вы восприняли её (т.е. атмосферу фильма – прим. переводчика), она очевидно тоже близка.

МФ: Я очень верю в Лорана Бутонна, в его работу. Что до общего духа картины, то мне очень понравился сценарий, очень полюбился персонаж Катрин. Если проанализировать теперь…Нет, я шла скорее от ощущений, впечатлений, и я чувствовала, что могу вложить в этот персонаж что-то от себя.

 

ГД: Всё же это необычный мир, мы не будем досканально пересказывать фильм, – мы уже поведали о нём в общих чертах, – но можем немного затронуть самое начало. Итак, он – молодой врач, демобилизован, работает в детском приюте и пытается разыскать детей. А находит лишь одну девушку. Я бы сказал…такова сюжетная линия.

МФ: Да, совершенно верно.

 

ГД: Сюжетная линия в самом начале. Всё происходит в снегах, в горах, всё очень красиво, там присутствует священник, женщины, которые курят, и всё это образы, достаточно редкие для кино.

МФ: Согласна. Его кино редкое. Он берётся снимать лишь такие истории, которые для него самого носят очень личный характер.

 

ГД: Тогда поставьте себя на его место: почему данная история оказалась так близка ему?

МФ: Думаю, что не смогу ответить на этот вопрос за него. Я и сама спрашивала его об этом, но он так и не смог внятно ответить, что же именно его так привлекло в этой истории, так что я не знаю. Это как картина: что привлекает в художнике? Вряд ли я смогла бы это объяснить. Почему эта картина лучше, чем та?

 

ГД: И всё же это очень поэтичный, непохожий на другие, фильм, который, кроме того, повествует и о действительности, о чём мы с вами уже говорили в самом начале: война 1914, профессии, люди, одиночество, любовь, много насилия. В то же время в нём всё как будто погружено в мир сновидений.

МФ: Да, его притягательность именно в этом, в его иррациональности, поэтичности, мне кажется так. Притом это такие вещи, которые могут происходить в нашем мире, в нашей повседневной жизни, это действительно привлекает. Ну вот я уже начинаю путаться, потому что не могу высказаться по этому поводу определённо. Если бы речь шла лишь о моём впечатлении, я бы сравнила эту картину с пейзажем. С таким, знаете, мозаичным пейзажем, напоминающим яблони в цвету. Не знаю, почему. Эти впечатления живут внутри вас, их очень трудно объяснить.

 

ГД: И они для вас явны и очень сильно выражены. В этом фильме есть ещё кое-что особенное, не вполне уместно будет проводить здесь параллели с такими режиссёрами как Висконти, однако фильм, скажем так, немного тягучий. Не станем этого утверждать, иначе люди скажут: «Не стоит на него идти, он тяжёлый». Он вовсе не тяжёлый и не скучный, однако я бы сказал, что в нём присутствует ритм, напоминающий монотонное протяжное пение.

МФ: Главное почувствовать то, чем это вызвано, сам дух фильма. Раскрытие характера главных героев требует довольно много времени. Это конечно отличается от фильмов с обилием монтажа, действия в кадре, и урезанных именно по этой причине персонажей. Мне кажется, он (т.е. Лоран – прим. переводчика) стремился к более созерцательному и, даже осмелюсь сказать, более богатому выражению вещей, это моё мнение. Более благородному что ли.

 

ГД: Это своеобразный противовес тому стилю в кино, о котором только и ведутся разговоры в последнее время, фильмам от Тарантино до Бессона, в которых мы видим крутых парней либо хороших, либо плохих, которые…

МФ: Да, эти режиссёры талантливы. Но в данном случае, я думаю, мы имеем другой стиль выражения, иную манеру киноповествования.

 

ГД: А каким образом, простите за любопытство, у вас протекает процесс смены ролей: от певицы, выступающей на сцене, до киноактрисы? Ведь несмотря на то, что вы до этого снимались в клипах, для вас это не могло пройти легко.

МФ: Я ни на что не претендую, но думаю, что это мне свойственно. Во всяком случае я хотела сниматься в кино и уже давно этого хочу. Певицей я стала достаточно случайно, вообще-то я хотела играть в театре. Я даже посещала театральные курсы, но всё это было несерьёзно. Это был лишь эпизод в моей жизни. Желание играть, представлять кого-то другого, а не себя, наконец эта игровая сторона творчества…

 

ГД: Которая так богато представлена в ваших клипах

МФ: Которая представлена даже в клипах, но в значительно обеднённом варианте.

Хотя действительно опыт съёмок в клипах помог мне и здесь, я смогла проявить себя не только на сцене, в музыке, во всём том, что столько лет держало меня, хоть это и очень захватывающее занятие! Я ждала почти 10 лет своего первого настоящего фильма. Это очень долго. (смеётся)

 

ГД: Понятно, что когда фильм закончен, и вы теперь действительно сможете немного расслабиться после его выхода, хочется знать, примет ли его публика, чего мы вам естесственно желаем, это вполне нормально, однако не говорите ли вы себе теперь: «У меня начинается новая карьера, и успех в кино – это именно то, чего я по-настоящему хочу добиться»? Придётся ли нам долго ждать нового фильма Лорана Бутонна, или теперь вы можете подумать и о сотрудничестве с другими режиссёрами?

МФ: Нет, в настоящий момент я могу подумать о работе с кем-нибудь другим. Теперь я буду привередлива в своём выборе как по отношению к режиссёру, так и к сценарию. Поэтому мне кажется, если и делать какие-то прогнозы, количество фильмов, в которых я могла бы сняться, будет очень небольшим, в этом я уверена.

 

ГД: А какое конкретно кино вы любите? Ведь авторское кино бывает разным. Что именно должно вас привлекать?

МФ: Ну я люблю смешение разных стилей. Как бы это объяснить…Мне нравится Джейн Кэмпион, все её фильмы, в том числе и самые ранние, Оливер Стоун, Кубрик, Дэвид Лин, Дэвид Линч, Бергман…

 

ГД: Действительно, у вас разнообразный вкус.

МФ: В сущности да.

 

ГД: Но не очень патриотичный, судя по вашему списку!

МФ: Ну, Поланский…(смеётся)

 

ГД: Ну то есть это такое кино, в котором много драматического действа, или наоборот, подобное миру сновидений, но в котором, тем не менее, присутствуют и элементы реальности… Но никак не история о классическом любовном треугольнике!

МФ: Нет, меня привлекают такие вещи, в которых есть душа, своя история и чудеса; которые завораживают зрителя. Я и сама могу быть обычным зрителем, то есть смотреть на кино непрофессиональным взглядом. И если фильм, если сюжет заставляют меня забыть обо всём на свете, то это настоящее волшебство! Это самое удивительное переживание, которое дарит нам искусство.

 

ГД: В конце фильма главный герой, которого играет Джеф Дальгрен, и вы оказываетесь на кладбище. Не будем говорить о том, что происходит дальше, но обстановка там действительно живописная, вы ведь упоминали о картинах в этой связи, она напоминает собой ожившие образы: кресты, церкви и т.д. Откуда взялись эти образы?

МФ: С одной стороны, это символы, создающие поле определённого восприятия, с другой стороны это просто красивые образы, что также, на мой взгляд, немаловажно. Крест – это красиво. Могила…Мне кажется, могила, кладбище – это магическое место. Это нечто общее между нами (очевидно, речь идёт о Лоране – прим. переводчика). Думаю, это объясняется нашей встречей, которая стала главным событием моей жизни. Поэтому я думаю, иметь одинаковое мироощущение, которое притягивает людей друг к другу – это вполне нормально.

 

ГД: Вы хотите сказать, что это в каком-то смысле оторвало вас от возможной карьеры в традиционном шоу-бизнесе, построить которою вы на самом деле никогда и не хотели.

МФ: Да, наверно, не хотела, и не последую ей что бы не случилось! Я хочу делать что-то значительное, сниматься в полнометражных фильмах, я люблю рисковать.

 

ГД: А как всё проходило? Я имею в виду условия, в которых проходили съёмки, ведь большинство сцен происходят зимой и при хорошей погоде, ведь не всегда удавалось застать такую погоду, погода в основном была плохая, и съёмки должно быть проходили долго и сложно. Как же это было? Расскажите.

МФ: Съёмки были очень, очень долгими, они продолжались примерно пять месяцев. Что касается условий, то они были трудными, разумеется, из-за погоды, было невероятно холодно. Так холодно, что иногда съёмки приходилось останавливать, потому что при таком холоде было почти невозможно играть. Теперь я понимаю, что все эти трудности носили чисто технический характер. Настоящая сложность была в …(не находя слов, Милен смеётся) Я хотела сказать в напряжении, которое царило на съёмках, том тяжёлом напряжении, атмосферу которого создавал Лоран.

 

ГД: Таким образом вы полностью и окончательно доверились друг другу с самого начала, поскольку для Лорана это первый его фильм, для вас первая большая роль в кино…или всё же в ваших отношениях была некоторая настороженность друг к другу? Ведь основная часть работы лежала на вас двоих.

МФ: Я думаю, между нами сразу же сложилось огромное доверие, например мы почти не обсуждали с ним мою роль. Я сама читала сценарий. А на съёмках пользовалась электронным суфлёром. Конечно, это свидетельствует о его доверии ко мне.

Моменты ревности время от времени возникали. То есть я в любом случае наблюдала его со стороны, как он работает с другими, ведь актёров и без меня было много. Иногда я действительно реагировала болезненно, когда слышишь «Камера, мотор!» и ты должен принять нужный вид, позу глубокой печали, а режиссёр требует от тебя какого-то особенного взгляда или интонации, а она не получается, это обескураживает.

 

ГД: Так и работают профессионалы.

МФ: По большому счёту да. Всё очень прагматично. Но я думаю, это правильно. Я не люблю когда надо мной сильно трясутся. Меня взяли как актрису на роль в фильме, а не как девочку, которой надо всё время подтирать сопельки. Ни в коем случае.

 

ГД: Мы вернёмся через несколько мгновений, чтобы продолжить разговор о фильме Лорана Бутонна с Милен Фармер и Джеффом Дальгреном в главных ролях.

 

Передача ненадолго прерывается выпуском новостей.

 

ГД: Итак, мы снова здесь с Милен Фармер, которая любезно согласилась нас принять в честь выхода фильма, который, надеюсь, вас удивит: «Джорджино» Лорана Бутонна,

с Джеффом Дальгреном. Милен, можно ли говорить о том, что фильм фактически снят на английском? Он снимался в Чехословакии, зимой, и к тому же на английском. Почему?

Может, для того, чтобы привлечь самую большую аудиторию в мире? Или эта история…

МФ: (прерывая его): Нет, честно нет. Причина в том, что Лоран хотел работать с такими актёрами как Флетчер, Джосс Эклэнд, которого он открыл для себя по его первой роли в Штатах, поэтому здесь было желание отталкиваться от актёров, ну и соответственно пришлось снимать на том языке, на котором эти актёры говорят.

 

ГД: Флетчер мы знаем по роли санитарки в фильме «Полёт над гнездом кукушки», которая, насколько я помню, говорила по-французски, и была обворожительна.

Так значит, именно ради таких актёров он пошёл на эту уступку?

МФ: Да, потому что…Он сам говорил, что мог бы снять этот фильм на испанском, русском…Тут дело не в языке.

 

ГД: Т.е. работа была сложная, а чуть ранее вы сказали, что вам трудно объяснить причины, по которым вы находитесь в этом сказочном мире с его мечтами, с его поэзией, с его фантазмами. Однако, если попытаться проследить во всём этом логику, потому что во всём есть свои закономерности, даже если кто-то не хочет их признавать, то мы увидим, что первой песней была «Мама не права», затем была «Распутница», и вот теперь фильм, в котором, пусть и по воле автора, присутствует много женщин. Вы прослеживаете в этом некую закономерность, или же всё это чистая случайность?

МФ: Думаю, это просто совпадение. Ещё раз: мне сложно судить, простите что повторяюсь…(смеётся)

 

ГД: Ничего страшного

МФ: Потому что этот фильм вобщем-то не мой, сам сюжет и …

 

ГД: А вы уверены, что он не был написан специально для вас? Ведь вы хоть и говорите, что он не ваш, но возможно это не совсем так, потому что изначально было задумано, что именно вы сыграете в нём главную роль.

МФ: Да. Я теперь…(ищет слово)

 

ГД: Эта роль словно снятая с вас мерка.

МФ: Дело не в мерке: сам покрой был изначально хорош (игра слов. речь идёт о фильме – прим. переводчика). Это не одно и тоже. Не знаю, может во мне говорит просто гордость. Действительно ли эта роль была написана специально для меня? Трудно сказать, может быть главный герой это как раз персонаж Джеффа, который сначала долго путешествует, и лишь потом появляется Катрин, так что…

 

ГД: Если говорить не слишком упрощённо: а достаточно ли вжился в образ Джефф Дальгрен, которй играет одного из героев фильма, чтобы понять этого врача, который ищет детей?

МФ: Думаю, да. Это то, что вообще присуще этому персонажу, он несёт в себе душу ребёнка, которая и толкает его на эти отчаянные поиски. По-другому он не может.

 

ГД: Нет ли риска в таком фильме, полном поэзии? Вы ведь знаете, что критика во Франции не принимает смешение жанров в кино, в том числе это касается и артистов, которые, добившись успеха в другой сфере, вдруг начинают карьеру кинозвезды; большинство людей, настроенных традиционно и непримиримо воспринимают это как…

МФ: Профанацию? (смеётся)

 

ГД: Да! Конечно, это не профанация, но нельзя же так вдруг менять свой род деятельности, и однако у вас есть такая необходимость, и своё стремление к этому вы уже подтвердили.

Вас не стесняет тот факт, что вы как бы приговорены к тому, чтобы заниматься чем-то одним?

МФ: Да, я этого не приемлю. Думала ли я об этом во время съёмок? Нет. Нет, потому что я как могла старалась оградить себя от таких разговоров, не слушать и специально не узнавать о них. Если же до меня и доходят такие мнения, то я считаю их искусственным ограничением. Могу даже сказать, что меня изрядно забавляет то, что об этом думают и говорят.

 

ГД: Именно поэтому долгие годы вы занимались своим делом и почти ничего не рассказывали о себе, своей жизни, разных сторонах работы артиста, что и помогало вам в развитии вашей карьры, оберегало её?

МФ: Думаю, да…Я стараюсь не беспокоиться сама и не беспокоить других. В этом смысле я и должна быть скрытой. Кроме того, это видимо заложено в самой моей натуре. Я попросту не должна ранить себя такими вещами.

 

ГД: Но послушайте, когда ваши диски продаются в таких огромных количествах, что это свыше всякого успеха, у людей возникает интерес к линости артиста. В конце концов за что, вы думаете, вас любят?

МФ: Я не знаю. Не знаю…(широко улыбается)

 

ГД: За эту смесь из утончённости и провокации?

МФ: Если это и можно как-то сформулировать, то мне кажется за искренность, потому что именно она всегда ценится…Очень трудно выразить, за что кто-то вас любит. Не знаю…

 

ГД: А что будет вас вдохновлять, когда ваша карьера подойдёт к концу, ведь карьера певицы как правило недолговечна, она возносится на какое-то мгновение на волнах юности, как это было в начале вашей карьеры, когда вы спели песню «Мама не права» и т.д., когда говоришь себе: «Я займусь чем-нибудь другим», я выхожу из этой реки, чтобы вступить в новую, покидаю истощённую нишу?

МФ: Вы говорите о радикальных переменах в жизни?

 

ГД: Нет, не в жизни, а когда вы скажете себе, что пора найти свой путь, чтобы добиться чего-то серьёзного, чтобы идти к чётко поставленным целям.

МФ: Наверно, жажда риска. А ещё…Такие вещи не поддаются расчётам, если речь идёт не только о «карьере», пусть это и не очень приятное слово, они происходят сами собой, сами находят себе дорогу.

 

ГД: Постепенно?

МФ: Да, они приходят сами. Мой дебют не был блестящим. У меня было три года, чтобы научиться своей профессии, узнать вещи, которые мне нравятся и которые не нравятся – и по отношению к себе, и и по отношению ко всему остальному.

 

ГД: Что вы имеете в виду?

МФ: Песню «Мама не права», которая принесла мне успех, но тем не менее я тогда ещё не стала очень известна. Были и две другие песни, которые прошли незамеченными. А затем была знаменитая «Распутница», вновь окунувшая меня в лучи славы. Но лишь на тот период. Я хочу сказать, что это не было чем-то внезапным, что нельзя получить всё сразу и вдруг. Это было поступательное движение, возможно поэтому оно и прошло для меня не так болезненно, как немедленный успех.

 

ГД: То есть в определённой степени вы хотите перенести этот опыт и на кино? Для вас, привыкшей к взлётам и падениям на эстраде, это лишь начало, а так как за вашей хрупкостью стоит огромная воля, вы будете покорять и мир кино спокойно, шаг за шагом. Я правильно вас понял?

МФ: Да, эта хрупкость лишь тонкий фасад, лишь видимость, которая спадает, когда я целеустремлённо чего-то добиваюсь. Этот путь скорее труден, чем радостен.

И теперь, – возвращаясь к вашему вопросу, – я проделаю его грамотно, максимально вдумчиво и с настоящим желанием. Это значит, что я ни за что не стану размениваться на мелочи.

 

ГД: А это означает, что нужно искать лишь сильные тексты, сильные сценарии…

МФ: Они должны становиться всё сложнее и сложнее, я знаю это. Но …

 

ГД: Вы недавно говорили, что у вас очень разнообразный вкус: от Оливера Стоуна до других мастеров сцены. Значит ли это что вы могли бы сыграть, например, в комедийном фильме, просто из любви к актёрской игре? Или это будет не в вашем стиле, покажется вам слишком сюрреалистичным?

МФ: Если роль мне предложит Вуди Аллен, я соглашусь (смеётся) Что касается комедийного жанра, то это не моё. Хотя я точно не знаю, но мне кажется у меня нет необходимого для этого таланта комедийного актёра, да и просто желания сниматься в таких фильмах. Хорошая комедия – это так же интересно и захватывающе, как…

 

ГД: Конечно, но все хотят играть с Вуди Алленом, потому что он непредсказуем, это такая игра, что с ним можно даже не читать сценария! Но в фильме, который выходит в среду, представлен совершенно особенный мир, настолько, что он рискует быть отнесённым к разряду мистических, погружающих в мир видений.

МФ: Честно говоря, я уже пошла на этот риск, и кроме того, я надеюсь, что после премьеры получу и другие предложения. Я взываю к уму режиссёра более, чем к чему бы то ни было.

 

ГД: Но когда сделаешь такой фильм, получишь такой серьёзный опыт, ведь вы ждали несколько лет, снимались в течении пяти месяцев, и это было нелегко и т.д., и после того как фильм выходит разве не возникает у вас желание вернуться к прежней работе? Разве вы не могли бы себе сказать: «Ладно, пора приниматься за дело», вы уже об этом думали, что-то писали, работали над музыкой или нет?

МФ: Нет, во время съёмок, или скорее даже после, у меня было желание всё бросить, уехать куда-нибудь, когда работа над фильмом завершиться. В голове крутился вопрос: «И что теперь?», это было какое-то внутренне опустошение. Сегодня я действительно хочу вернуться к творческой работе, к написанию текстов, открыть для себя что-то новое, я начинаю всё с чистого листа, потому что сейчас и представления не имею, в каком направлении я хочу двигаться, что я напишу. Да, я всегда этого хотела. Я знаю, что если это стремление во мне иссякнет, я уйду со сцены. Во мне достаточно честности, чтобы это сделать.

 

ГД: В вашем творчестве есть кое-что, напоминающее парадокс: с одной стороны вы очень стыдливы, замкнуты, сдержанны, и в то же время вы всегда, явно или завуалированно, эпатируете публику.

МФ: Я думаю, это отражение моей противоречивой натуры, это желание быть скрытой и одновременно ловить на себе чужие взгляды, желание, точно отражающее мои поступки и мысли. Это порождает во мне конфликт, но он мне необходим.

 

ГД: Вы знаете, что по сравнению с предыдущими годами, которые теперь немного помпезно называют «восьмидесятыми», нынешнее десятилетие намного более раскрепощённое. Это раскрепощение не в самом примитивном смысле, а скорее в новых приёмах самовыражения, творчества. Но тех, кто сегодня пытается высунуть нос, т.е. сделать что-то оригинальное, больно по нему бьют. Вас это не пугает?

МФ: Мне кажется, так было всегда, это закон. Как только вы пытаетесь сделать что-то новое, продолжить размеченный вехами путь, вас тут же бьют по рукам. Но…

 

ГД: Вас били по рукам?

МФ: Пытались, конечно! Но могу только повторить, что мне всё равно, мы не боимся.

Артист существует, потому что есть публика. Мои двери открыты для всех, и это абсолютная правда! И до тех пор, пока публика будет мне говорить: «Продолжай! Нам нравится то, что ты делаешь», я не уйду.

 

ГД: А вы никого с собой не сравнивали, я имею в виду не в личном смысле, а в тех отношениях, которые напоминают ваше поведение, например Изабель Аджани, которая тоже немного… она демонстрирует на экране провокационные вещи, а на всё остальное время исчезает из поля зрения?

МФ: Не знаю, похожи ли мы с ней, хотя нас действительно часто сравнивают…Но в основном при таком сравнении поднимаются какие-то негативные моменты…

 

ГД: Просто об этом говорят…

МФ: Я знаю, но полагаю, что это действительно так, потому что как только человек пытается сам управлять своей карьерой, выстроить свой образ, заниматься тем, чем он хочет, иногда уединяясь при этом, как ему тут же ставят это в вину. Не знаю, это случается с талантливыми людьми.

 

ГД: Последний вопрос: удаётся ли вам в вашей повседневной жизни, я не имею в виду сцену, работу в студии или съёмки, урвать кусочек счастья, толику радости или же для этого вам приходится ждать очередной работы, появления на сцене или на экране?

МФ: Я должна чем-то заниматься, работать, иначе жизнь не доставляет мне удовольствия.

 

ГД: Как бы то ни было, я желаю громкого успеха этому фильму…

МФ: Большое спасибо.

 

ГД: …вам и Лорану Бутонна.

Этот фильм выходит сегодня на экран, и я настоятельно советую вам его посмотреть, потому что он не похож на другие и от этого только выигрывает.

Чао, до завтра.

МФ: Большое спасибо.

 

Финальные титры.