30 ноября 1996 — Nostalgie

Дата: 30 ноября 1996 г.

Радио: «Nostalgie»

Журналист: Мишель Коте

Перевод: Theowl

 

 – Последние новости о Милен Фармер – это альбом «Anamorphosée». Несмотря на то, что с момента его выхода прошёл уже не один месяц, воспоминания об этом событии ещё свежи. Сейчас нас «убаюкивает» потрясающая песня «Rêver», а также было это турне, не испорченное, а прерванное в оцепенении. Мне не следует изливать множество эпитетов, чтобы попытаться передать вам всю магию этой выдающейся личности. Вся таинственность, которая приводит к исключительному статусу… не бывает ли у Вас иногда ощущения, что это отодвигает на задний план то, какая Вы на самом деле? Что всё-таки на первом месте? Если не ошибаюсь, автор-композитор-исполнитель?

– Задний план… не знаю. Страдаю ли я? Нет, это не так. Я определила эту таинственность в том смысле, что в целом я мало разговариваю, мало отвечаю на вопросы. И думаю, что автор… и не жалуюсь.

 

– Я говорил не о таинственности, а о том, что желая её разгадать, забываем говорить с Вами о том, что всё-таки нам, прежде всего, нравится: Ваша музыка, Ваши тексты, Ваши концерты. У Вас иногда бывает впечатление, что Вы превосходите саму себя, в некотором смысле?

– Не уверена, что могу ответить на этот вопрос, если только, правда, что журналисты достаточно редко затрагивают тему написания текстов по существу, поскольку они склонны, на мой взгляд, больше говорить либо о частной жизни, которую мы не хотим раскрывать, либо о вещах более притягательных. Может быть, я страдаю от этого немного, да.

 

– Мы к этому вернёмся, и я надеюсь, что Ваш визит на радио «Nostalgie» избавит Вас немного от страданий, так как мы поговорим о Вашем писательском опыте. Говорят, что Вы всё же сбежали в Лос-Анджелес, чтобы вновь обрести в определённом смысле одиночество. У Вас есть свои ориентиры, у меня свои. Лео Ферре говорил: «В одиночестве отчаяние высшая форма критики. Сейчас мы назывём её счастьем». Вы испытывали отчаяние?

– Думаю, оно часть моей повседневной жизни, но сейчас я не одинока! Думаю, большинство испытывает моменты счастья и абсолютного бедствия. Счастье и печаль могут случиться даже в течение одного дня. Восхваляю ли я сейчас беды и несчастья – нет. Я их только выразила.

 

– Это одиночество, Вы его ищите?

– Не уверена, что могу назвать себя одинокой. Мне нравятся иногда моменты одиночества. Написание текстов – исключительный момент для этого. Сегодня я люблю компанию избранных людей.

 

– Какой из моментов более сильный: погружение в одиночество или выход из этого состояния?

– Думаю, оба надо попробовать (смеётся)!

 

– Я продолжу цитировать Ферре относительно одиночества: «Я бы хотел быть частью абсолютной пустоты и стать невысказанным, тем, чего не существовало, не быть нетронутым из-за нехватки ясности». Не встретить счастье. Значит ли это сохранить сознание?

– (Она сама повторяет вопрос). Не встретить счастья… не знаю. В любом случае мне нравится мысль сблизиться с пустотой и быть только с ней. Правда, что есть что-то в идее небытия, которая представляет собой нечто очень захватывающее. Правда, что иногда хочется слиться с пустотой, с ничем.

 

– То, что Вы называете невысказанным, имеет ключевое значение для успеха?

– Да.

 

Звучит «California»

 

– Милен Фармер сегодня гостья в передаче «Праздничный обед» на радио «Nostalgie». И мы продолжаем говорить о понятии «невысказанного». Не высказывать, не объяснять, чтобы породить любопытство, совместимо ли это с понятием преданности? Я хочу сказать этим, что когда мы живём, общаемся с людьми, у нас есть привычки, мы разгадываем тайну. Таким образом, возникает противоречие, не так ли? Поскольку Вы преданный человек, я имею в виду с профессиональной точки зрения!

– Думаю, да, я преданный человек во всех смыслах этого слова и всех ситуациях. А так, извините, я забыла вопрос (смеётся)!

 

– Наряду с преданностью я говорил о том, что Вы придерживаетесь этой идеи «невысказанного»: «Я храню таинственность, не хочу сама раскрываться и, чтобы меня раскрывали». Насколько совместимы эти два подхода?

– Ещё, я не… «Невысказанное», я люблю «невысказанности». Неужели это характерно для меня. Я так не думаю. Сейчас я решила говорить о некоторых вещах, раскрывать их, кричать о них иногда, но когда вопрос или тема меня расстраивают, это конечно становится «невысказанным» или не совсем достаточным (смеётся)!

 

– Придавать всему смысл, это смешно для Вас…

– Не знаю, смешно ли это в данном случае, извините! (Смеётся). Прежде всего, я без всяких претензий и не думаю, что жизнь даёт смысл всему. Думаю, это часть тайны жизни, тайны смерти, всех этих вещей, о которых мы не знаем, возможно, никогда не узнаем. Иногда можно страдать от этой тишины, от невысказанного, и иногда я считаю, что так лучше. Это также некая форма свободы в себе.

 

– Может быть, я Вам помогу, если только это нужно. Вы так не любите то, чем мы сейчас занимаемся по той причине, что обычно это означает необходимость ответить на каждый вопрос, и более того логично!

– Да. Да, это так. В глубине души я не люблю логику, не люблю рациональность. Это трудное испытание только потому, что нужно говорить о себе. Это трудное испытание для меня.

 

– Говорить о себе… Говорить о мыслях, вертящихся в Вашей голове. Может быть, это не обязательно говорить о Вас. Может это проще…

– Да, но это попытка выставлять себя в выгодном свете, это правда. Возможно, это полезно для артиста. В любом случае от него это требуют. Но если бы я могла выбирать, думаю, я бы вычеркнула это упоминание (смеётся)!

 

– Невысказанное – это также воображаемое. Есть ли сад, в котором Вы любите бродить?

– Особенно люблю, я бы сказала, посредством чтения. Что же касается моего воображения, да, я выращиваю такой сад. Думаю, да. А так, мне было бы трудно говорить об этом, поскольку это только воображаемое!

 

– Но автор должен воображать, придумывать… воображение – это форма свободы, которую Вы ищите…

– Да.

 

Рекламная пауза

 

– Возвращаемся в студию «Nostalgie». Мы говорим с Милен Фармер о свободе. В каких ситуациях, словах, событиях Вы не чувствуете себя свободной?

– Во время ужинов, где много людей… (она подбирает слова, затем смеётся).

 

– Толпа – это не просто скопление большого числа людей, она как «разумная личность»?

– Да, да. Всегда немного легче… но по существу это правда. Когда находишься перед публикой, в зале, начиная с двух, трёх и более человек, затем их число становится огромным, в итоге оно преобразуется в энергетику.

 

– С глазу на глаз Вы не откровенничаете, а на сцене наоборот, Вы раскрываетесь больше перед большим количеством людей…

– Нет, это не так. Думаю, я раскрываюсь больше, но может быть без слов или, выбирая их. На мой взгляд, эмоции, испытываемые на сцене, и те, которые я могу дарить – это что-то вроде обнажения, которое намного важнее, чем в интервью. Я, несмотря ни на что, контролирую себя и своё молчание.

 

– Прошло 12 лет, как Вы занимаетесь этой профессией (Милен подтверждает, смеясь). Случалось ли за эти 12 лет так, что ситуация чуть было не вышла из-под контроля?

– Я так не думаю. Не знаю, на что именно Вы намекаете, но я…

 

– Быть превзойдённой собственной мотивацией, пойти по неправильной дороге…

– Иногда хотеть прекратить всё, да, это было.

 

– Это способ контроля, как это бегство…

– Много раз, да. Вчера еще…

 

– «Мне было 20 лет…», но это Азнавур! (Милен смеется). Бегство в слова, это всё же полезнее, чем побег в Лос-Анджелес? Вы только что упоминали свой воображаемый сад…

– Да, думаю, мне необходимо продолжить писать, так как мы говорим о словах, мне нужно было это путешествие. На сей раз это случилось в Лос-Анджелесе. В сущности, могло бы произойти и в другом месте, в любой другой стране. Я её нашла, да. Если это не настоящий источник вдохновения, в любом случаем я насыщена, если можно сказать, по-своему. Да, я там что-то нашла.

 

– Как Вы считаете слова важнее, чем идея?

– Думаю, лучше знать для себя, знать, что хотел сказать. Сейчас же я согласна с тем, что слишком разъясненная вещь, не дающая свободы другому, расстраивает.

 

Звучит «L’Instant X»

 

– Сегодня в субботу на радио «Nostalgie» с нами Милен Фармер. Я немного отклонился от темы, говоря о том, что хотел затронуть немного позже. Вы говорили о понятии свободы касательно восприятия песни: клип, это часто что-то очень закрытое. Нам навязываются образы, даётся трактовка. Это Вас никогда не касалось? Ловушка, не правда ли?

– Это так. Ловушка. Но есть ли у нас выбор не экранизировать песню? К сожалению, у меня нет выбора, это было бы самоубийством. Но на некоторые песни я бы не стала снимать клипы, так как сужается затронутая тема. А иногда это волшебно, вот…

 

– Я читал, что Вы говорили: «Когда я пишу свои тексты, я отдаю себя гораздо больше, чем вы можете представить. Достаточно уметь слушать». В Ваших песнях есть зашифрованный смысл? Это Вас забавляет?

– Нет, не уверена, что настолько умна. В любом случае, я люблю слова, люблю с ними играть…

 

– Без ложной скромности (смеётся)?

– … но зашифрованный смысл, нет. Нет, я так не думаю.

 

– Есть такое понятие… я верю, что Вы хотите о нём сказать, на этот раз. И так, Вы любили эту форму иррациональности в тестах. Вы только что подчеркнули, что желание дать объяснение не является целью. Это понятие иррационального, оно вас характеризует, когда Вы пишите?

– Не думаю. Теперь не говоря о себе, например, когда я читаю Чорана, а я сейчас читаю его. Это возможность дать Вам ключевые слова и позволить использовать своё воображение. То, что я сказала, немного туманно, но… (смеётся). Это как японское хайку, знаете, эти очень-очень короткие стихотворения. Вам дают два слова, неважно каких: собака, муравей и запах сена. И вот, это может означать множество вещей. Но здесь каждый может толковать и воображать. Если это то, о чём Вы говорили, как об иррациональности, да, я люблю иногда…

 

– Образование, которое мы получаем с детского сада, которое со временем меняется, но это так… мы учим детей, им показывают кошку и их воображение… (Милен шёпотом соглашается). Вы упомянули французского философа-пессимиста Эмиля Мишеля Чорана, работы которого часто состоят из афоризмов. У Вас есть любимые? Поговорки…?

– К сожалению, у меня не очень хорошая память на… (смеётся). С трудом запоминаю!

 

– Ну, «упасть семь раз», например!

– «Упасть семь раз», это коротко и легко запомнить! Да, это японская поговорка, гласящая: «Упасть семь раз, всегда подниматься в восьмой». Она вылетела из головы.

 

– Вам нравится такой жанр изложения?

– Это удовольствие от слов, разум освобождается. В любом случае, не говоря о разуме, это определённость в неопределённости. Есть выражение, которое я вспоминаю… (смеётся). Я хочу его озвучить (смеётся)!

 

– Давайте, дышите ровно!

– «Всё, что не убивает меня, делает сильней».

 

Рекламная пауза

 

– Мы возвращаемся в студию. Сегодня у нас в гостях Милен Фармер. Я коснулся песни «Tomber 7 fois» из альбома «Anamorphosée», это в первый раз, когда Вы написали музыку?

– Да.

 

– После слов последовала музыка. Это форма вызова, который Вы себе бросили?

– Нет, это произошло как-то естественно. У меня дома есть гитара. Я иногда пытаюсь играть на ней. И вдруг родилась эта песня. Хочу ли я продолжать? Нет, не думаю.

 

– Вы сами были удивлены?

– В некотором смысле да, возможно (смеётся)!

 

– Вы смотрели вокруг, как бы кто-нибудь не увидел Вас за этим ужасным занятием, написанием музыки?!

– (Смеётся). Да, учитывая, что у меня нет музыкального образования. Мне нравится это. В любом случае, думаю, нужно больше таланта, чтобы писать музыку.

 

– И всё же у Вас много талантов. Позже мы коснемся Вашего пристрастия к живописи. Вы пишите, поёте – это в Вашей компетенции, в любом случае это отражает Ваш интеллектуальный уровень. Это также свобода, чтобы уметь делать много вещей, нет? Это и означает стать композитором. Это может у Вас получиться, нет? Не вызов ли это, который Вы…?

– Нет, потому что, не говоря уж о таланте, я знаю, на что я способна, что могу требовать. Касательно написания музыки, я знаю, что очень быстро выдохнусь, только из-за нехватки знаний.

 

– Видите, Вы умная, поскольку ум означает способность признать пределы своих возможностей.

– Я не буду это комментировать (смеётся)!

 

– Мы сменим тему, об этом стоит сказать. Вы любите животных. Я Вас увожу к тематике животных. Как поживает E.T.?

– Очень хорошо!

 

– Хорошо. Невероятно в общении с животными то, что мы произносим слова, они их воспринимают как звуки, следуя интонации… и вновь это почти что песня, написанная вместе с животными. Они понимают слова, как хотят? Моя параллель Вас шокирует?

 

– Нет, Вы, прежде всего, делаете, что хотите (смеётся)! Но на самом деле, да. Животные, маленькие обезьяны, возможно, распознают звуки, но и лица тоже. Они понимают много выражений, связанных возможно со звучанием. Это живые существа относительно разумные, с характером, настроением. Очень интересно иметь у себя обезьяну.

 

– Это животное возможно ближе всего к нашим рефлексам. По этой причине Вы его выбрали?

– Думаю, я просто люблю обезьян. Каждый раз, как я смотрю документальные фильмы об этих животных, у меня возникает желание изменить жизнь, уехать к ним, помогать им или попытаться с ними пообщаться, приобщиться к ним. Я смотрела очень много передач о шимпанзе, орангутангах и гориллах. Правда, что у Дайан Фосси очень увлекательная жизнь, но она также очень трудна.

 

– Это проявление большой нежности, что Вы так относитесь к животным. А у Вас были собаки? Вам нравится их наивность? Преданность? Это Вас привлекает?

– Может быть, я Вас разочарую, но не уверена, что буду анализировать все свои желания и то, с кем я общаюсь. Я люблю животных, потому что по сути… это очень спонтанно. Если вы действительно хотите знать, почему любят обезьян, кошек или собак… Мне не интересно почему. Я их просто люблю.

 

Звучит «Mylène s’en fout»

 

– «Милен плевать». Но не нам! Она сегодня гостья на радио «Nostalgie». Мы любим этот альбом «Anamorphosée». Я хотел сказать пару слов об этом музыкальном мире. Происходит эволюция. Можно ли её как-то охарактеризовать: меняется тональность, энергичность? Это подходящее слово?

– Мне надо обратиться к моим прежним альбомам. У меня нет чувства, что эти альбомы не были энергичными. В этом смысле я не согласна с этой идеей «большей энергичности». Думаю, это из-за гитар. Их значительно больше, чем было раньше. Может быть, из-за манеры исполнения песен, которая отличается. Я пою более низким голосом. Я позволила себе это!

 

– В смысле тональности, успокойте нас (смеётся)!

– В более низкой тональности. (Колеблясь) Признаю, что точно не знаю… «Désenchantée», для меня, например, песня очень энергичная. Но это моё мнение.

 

– Итак, есть ли у Вас ощущение, что за 4 года произошла музыкальная революция?

– Нет…

 

– Прежде всего, Вы слышали, что происходит? Когда проходит 4 года, могут ли быть сомнения в том, чтобы сказать: «Я скоро отстану, отставание станет непреодолимым»? Поскольку эта профессия с технологической точки зрения развивается очень быстро, не так ли…

– Да, да, да. Это не сильное желание, не измениться радикально, нет. Просто я провела некоторое время в США. Правда, что мы склонны слушать много музыки. Если это радио, мы слышим американскую музыку, в которой значительно больше гитар, также мелодии… Так вот, в этом смысле я себе не сказала: «Для следующего альбома нужно будет обратить внимание»! Это просто стремление двигаться в направлении чего-то более… то, что называют «live», меньше «трюков». Не знаю, ответила ли я на Ваш вопрос (смеётся)!

 

– Да! Выполнять роль ориентира, как Вы делаете это сегодня, является ли это формой вечного признания?

– Ориентир…?

 

– Вы своего рода эталон…

– О, простите, я?!

 

– Да, это форма признания?

– Являюсь ли я ориентиром?!

 

– Что бы ни произошло, с сегодняшнего дня Вы останетесь тем, с кем можно будет себя отождествлять, на кого ссылаться. Вы чувствуете это признание? И как Вы его воспринимаете?

– Иногда чувствую. Когда я поднимаюсь на сцену, я думаю, что момент, когда вам просто аплодируют, когда вам говорят, что вы значимы… это важно, когда я это делаю. Теперь Вы спрашиваете, ободряет ли меня это или важно ли для меня. Я не уверена, что могу ответить на этот вопрос. Я не знаю (смеётся). Сегодня у меня было бы настроение в том духе, что мы мало что значим, но это будет трудно для меня после того, как Вы сказали, что я являюсь ориентиром (смеётся)!

 

– Но мы мало что значим, подтверждаю! Лучше будем смеяться…

– Я люблю то, что делаю. Думаю либо отделаться шуткой, либо дать конкретный ответ… Я очень люблю то, что делаю. Это самое важное.

 

Рекламная пауза

 

– Возвращаемся в студию с Милен Фармер на радио «Nostalgie». Есть то, что Вы любите, что Вы еще не делали. А вот кино – это, чем Вы точно займётесь, поскольку не в Ваших правилах переставать бороться (Ошибка журналиста, так как фильм «Джиорджино» вышел за два года до этого интервью). Ваши выступления на сцене, выпуск дисков, клипов, это уже есть. Я бы хотел остановиться, если не ошибаюсь, на кинематографическом направлении.

– Да…

 

– Полным счастьем для Вас было бы через несколько лет обладать кучей бриллиантовых дисков и грудой бобин с фильмами, нет?

– Не уверена. Несколько лет назад я могла бы так думать. Я говорила, что умру, если не снимусь в кино…

 

– Я бы хотел, чтобы мы закрыли… Забудем всё это и обратимся в будущее!

– Нет, нет! Я отказываюсь от этого, потому что сегодня полагаю, что могу обойтись без этого. Это ответ по поводу кучи дисков и коллекций… (смеётся). Я бы хотела вновь сняться в фильме, сыграть интересную мне роль. Но сейчас планировать своё будущее в кино – нет. Честно, совсем нет.

 

– Но это направление, я закончу с кино…

– Но я люблю кино, вот почему мне нравятся изображение.

 

– Вот, что возможно объясняет небольшое отличие. Не Ваше отличие, а то, что я объяснял музыкальным феноменом, потому что Вы воспринимаете вещи другим взглядом, даже если речь идёт о песнях…

– Возможно, да, потому что моё пристрастие к кино, изображению, воспоминаниям… Это великолепная встреча, когда я только начинала в этой профессии. Клип – это основной элемент для артиста. Это было чем-то магическим для меня: работать с Лораном Бутона, который снял большую часть клипов для меня, очень талантливым человеком. Эта идея встречи, что можно встретиться с Абелем Феррарой и попросить работать с ним, с Маркусом Ниспелем, столько талантливых людей. В самом начале говорили об одиночестве. Теперь нас двое, трое, главное не быть одной в творческом процессе.

 

– В мире кино Вы цитируете Бергмана, Полански, Анно, Серджо Леоне. Были ли у Вас чарующие встречи с этими и другими людьми? Есть ли люди, с кем Вы бы хотели встретиться? Вы, конечно, тоже возбуждены этими…

– Я бы очень хотела встретиться с Бергманом, но он не ждал меня (смеётся)! Есть ли пожелания, нет. Мне бы хотелось встретиться с Чораном, но его нет с нами. Я очень хотела встретиться с Абелем Феррарой, это сделано.

 

– Вы хоть немного разгадали тайну?

– Этого человека? Он обаятельный как в разрушении, так и в энергии, он в любом случае очаровательный.

 

– Это интересно пытаться разгадать тайну людей и встретиться с ними…

– Да, конечно! Он из тех, кто очень мало раскрывается.

 

– Так ещё интересней…

– Нужно понимать вещи, соглашаться с другими. Иногда, в нём сочетается столько всего, да.

 

– «Пренебрегая терпимостью, мы больше не сможем быть вместе»…

– Да (смеётся)!

 

Звучит «Rêver»

 

– Говоря о песнях, был альбом «l’Autre…» и в нём слова: «Агнец Божий, я безбожница, я лезу из кожи вон». Вместо религии, Вы открыли для себя буддизм с книгой Согьял Ринпоче, которой Вы отдаёте должное посвящением альбома. (Милен шёпотом подтверждает) Вы читали «Тибетскую книгу жизни и смерти». Согласно этой философии нужно жить настоящим моментом. Если более конкретно, значит ли это, не жить прошлым и будущим, что может вернуть улыбку, как сейчас?

– Не жить прошлым и будущим?

 

– Так как определение…

– Да, да. Это способ больше не быть в реальной опасности, но, в сущности, это понятие мне не нравится, поскольку я люблю опасность. Люблю неизвестность, но в любом случае если опасность не слишком реальна. А прошлое является бременем. Будущее, идея будущего, планировать его и говорить себе: «Что я буду делать завтра?» – это что-то очень тревожное. Когда мы узнаём то, что знают другие, раз Вы упомянули эту книгу, эта философия лечит. Есть вещи, с которыми мы согласны, которые отвергаем. Идея жить настоящим исцеляет.

 

– Несмотря на это упоминание, думаю, Вы не выходите замуж всё-таки из-за буддизма…

– Нет, это значит, что всегда одно и то же. Это трудно, поскольку я упомянула книгу в альбоме, а СМИ цепляются за это и говорят: «Значит вы буддист». Но есть нюансы, зная, что я не практикую ежедневно, я никогда не встречалась с Далай-ламой, никогда не встречалась с буддистами, но я заинтересовалась. От этого мне становится хорошо. Я нахожу это очень разумным и очень восстанавливающим. Это не религия, а это больше чем философия, что-то более нежное.

 

– Только что я говорил о толерантности. Это одна из Ваших главный ценностей?

– Она мне необходима. Правда, что я требую её от других. Этому учатся, толерантным в один прекрасный день не становятся. Нужно терпеть то, что противоречит вашему духу, что-то, например, жестокое. У меня чуть было не возникло желание отрицать всё, что только что сказала. Это долгий путь! Правда, что толерантность для человека необходима.

 

– А когда толерантность касается прощения. Это всё же немного легче, нет?

– Простите, не поняла.

 

– Когда толерантность касается прощения. Это немного легче, в смысле поведения. Нужно восстать, бороться, нет?

– Да. Идея прощения, я думаю…

 

– Я не говорю о чрезмерном прощении!

– … в статье, которую я читала, об этих женщинах и мужчинах, потерявших близких людей, пошедших увидеть их убийц, идею прощения можно было назвать почти неприемлемой, но всё же это великая идея, мне она нравится.

 

– Эдгар Аллан По на первом месте в Ваших литературных предпочтениях. Песня «Allan» посвящена ему?

– Да, конечно!

 

– О, я и не знал!

– Нет (смеётся)!

 

– «Ворон» как символ на… Он тоже на первом месте для Вас?

– Эту поэму буду любить вечно, да! Сейчас я читаю немного менее серьёзные книги, например, Мэри Хиггинс Кларк, её книги я пытаюсь сейчас осилить!

 

– Очень модно, да!

– Это проще, но также увлекательно! В любом случае хорошо пишет (смеётся).

 

– Это очень модно, почти…

– Да, более вульгарно (смеётся)!

 

– Это расслабляет сознание?

– Да, это снимает напряжение (смеётся)!

 

Рекламная пауза

 

– Мы вновь в студии с Милен Фармер. Мы говорили о литературе, об Эдгаре Аллане По, потом Мэри Хиггинс Кларк и её так называемой несерьёзности. Из литературы более напряжённого характера я бы выделил Генри Джеймса и Жульена Грина. Забавно, мы о нём говорим, в то время как Французская академия хочет исключить его из своих рядов, но не имеет права. Он смелый человек со своими метафизическими страхами. В другом месте лучше, чем здесь, где мы?

– Я думаю об этом всё меньше и меньше. Это путешествие, которое Вы приводите…?

 

– А! Вы уклоняетесь от нашего друга Жульена, вот как (смеётся)!

– Да! Эта идея проекции или антипатии, попытка представить, что другой живёт лучше, что где-то лучше… Учитывая, что я живу настоящим, эти мгновения принадлежат мне. Не то чтобы я не вижу других, но я говорю себе, что мне повезло с моей жизнью. Иногда тяжело не искать это гипотетическое другое место.

 

– Я упомянул Жульена Грина, философа, а также фотографа, который делал свои фотографии и семейные (Мишел Котэ сначала оговаривается, сказав «семейные автомобили», что сильно рассмешило Милен). Бедный он родился в начале века, столько автомобилей он не должен был видеть!

– Смените тему!

 

- Нет, нет, не буду! Мне очень нравится несколько его клише. А именно: уметь видеть, быть быстрым и терпеливым. Эти три правила нужны для успеха в работе фотографа. Можно ли их отнести к песням?

– (Она повторяет) уметь видеть, быть быстрым и терпеливым… Да, может быть… (она останавливается заметно растерянная).

 

– Это не страшно, это я так для себя…

– Да, да, я Вас внимательно слушаю (рассмеявшись)!

 

– …перейдём к живописи, не так ли, видите…

– Потому что у Вас всё записано, а у меня нет (смеётся)!

 

– Я должен записывать! И так, я хотел провести параллель между фотографиями, песнями и живописью, которая тоже является искусством. Если не ошибаюсь, Вас это заинтересовало…

– Обожаю живопись. Я её не очень хорошо знаю. Я познакомилась с несколькими людьми этой профессии, которые меня немного просветили.

 

– Кто они? Если это не…

– Пьер Наон, которого я мало знаю… Альберт Коски, он мне помог. А так моя страсть – книги о живописи, очень люблю их покупать.

 

– Книги, чтобы попытаться сделать репродукцию или для красоты…?

– Чтобы отвлечься. Очень интересно листать книги о живописи, как романы. Очень люблю Эгона Шиле, нравятся Макс Эрнст, Климт…

 

– Я слаб в живописи, мне нечего сказать! Говорю о том, что знаю, но здесь нет!

– Нет же…! Анри Мишо, писатель и художник. И многие другие.

 

– Вы любите живопись, но не так, как любите смущать, ха-ха-ха (иронично)!

– (Рассмеявшись) я должна ответить (продолжает смеяться)?!

 

– На этом я почти закончил с литературой. Оставим в стороне нашу эпоху. Обратимся к нашему другу Кафке. Я читал прекрасную статью о Праге. Вам Прага очень понравилась (об этом написано в журнале «Femme» в июне 1996 года). Напоминает Монреаль своим климатом, своим…?

– Абсолютно честно, я не помню Монреаль. Если только особая любовь к снегу, связанная возможно с тем периодом. Я возвращалась туда лишь раз. Это был очень краткий визит. Я бы сказала, что это было не очень приятно. (Милен действительно ездила в Монреаль осенью 1988 года в рамках фотосессии Эльзы Трилла. Годы спустя в интервью «MF Magazine» Эльза будет рассказывать об этом без особого настроения). Вот, я не помню Монреаль.

 

– Не знаю, помните ли Вы эту статью о Праге, которую Вы блестяще написали…

– Нет, не помню. (Статья была опубликована всего за несколько месяцев до интервью).

 

– Есть еще одно искусство, которое Вы любите. Оно касается исторических памятников, литераторов и т.д. Вам нравится история городов?

– Да. Думаю, нормально открывать для себя города, чтобы узнать, кто там жил, какие писатели, кто с кем был знаком, кто о чём думал… Да, это интересно другим.

 

– Что же касается нашего друга маркиза, Вам он также нравится…

– Маркиз, да! Чудесный маркиз (смеётся)!

 

– Маркиз де Сад. Как он поживает?!

– Я его немного забросила! (Смеётся) Он стучит ногами!

 

– Жустин (героиня рассказов Сада) будет сердиться!

 

Звучит «Comme j’ai mal»

 

– Это была песня «Comme j’ai mal» из альбома Милен Фармер «Anamorphos?e». Милен у нас в студии. Обсуждаем песни, книги. Её предпочтения в литературе могут измениться или эволюционировать. Из того, что было упомянуто и Вам нравится, это фантастическая литература, затрагивающая болезненные темы. Можно ли флиртовать с темой самоубийства, быть на грани миров Жульена Грина, Чорана и др.?

– Разве я…?

 

– Самоубийство, это понятие находится на грани с миром пессимизма…

– Расположена ли я к этим темам? Я чувствую себя нормально, говоря на эти темы…

 

– Когда Вы себя чувствуете хорошо, я не хочу…

– Нет, нет, я всегда чувствую себя нормально, говоря на эти темы!

 

– Самоубийство – это граница, которую можно или нельзя переступить? Эта тема присутствует в книгах, которые Вы читаете? Например, «Миф о Сизифе» Камю, Вы его читали?

– Нет. Вы намекаете на меня, преследуют ли эти мысли меня? Или это что-то…?

 

– О нет, не до такой степени, нет. В общем смысле, когда мы пьяны, не от алкоголя, хотя вы цените Бордо, с чем Вас поздравляю! Речь идет об опьянении от чтения, оно бывает таким разным…

– Да, это опасная дорога. Действительно, пьянеешь, насыщаешься такими авторами, чтением. Это становится повседневностью, ежедневной мыслью, наконец всё кончается… В то же время это захватывающе. Но почему? Потому что мы чувствуем те же вещи. Это неизбежно создаёт связь между автором и читателем. Теперь это может быть опасно, если мы не утолим жажду…

 

– Для этого есть Мэри Хиггинс Кларк!

– Да, возможно! Всегда есть такие компоненты как надежда, воображение. Да, нужно держать определенное расстояние, чтобы действительно не внушить себе то, что читаешь, не применить это в своей жизни, вот так.

 

– И всё же Вы близки к тому, чтобы через Ваше чтение согласиться существованием пределов, ясности в отношении Вас…

– Да, я согласна. Иногда мне это не нравится это господство.

 

– Это препятствует безумию, позволяет быть хозяином самому себе, быть более здравомыслящим?

– В некотором смысле, да. Но чрезмерное здравомыслие ведёт иногда к цинизму. Так я защищаюсь от этого, потому что быть циничным, думаю, не очень интересно ни для себя, ни для других. Но я сама ответственна за это.

 

Рекламная пауза

 

– Возвращаемся в студию. По поводу Вашей фамилии «Farmer», был персонаж в фильме, в котором снималась Джессика Ланж и т.д. (Сыгранная Джессикой Ланж в 1982 году, Франсис Фармер умерла в 1970 году). Сегодня если бы нужно было выбрать имя в чью-то честь, это была бы «Greta»?

– Нет (смеётся)!

 

– Нет? Точно?

– «E.T.», вот на что бы я согласилась (смеётся)!

 

– «Greta» мне нравится. Я о «Cendre de lune»…

– Я поняла, да (смеётся)!

 

– Лео Ферре, видите, я вновь о своём, о грусти: «Грусть значит вновь увидеть Гарбо» в фильме «Королева Кристина». Что для Вас значит грусть?

– Что для меня значит грусть…?! Хм…

 

– Для ответа у Вас времени столько, сколько нужно!

– Да, я назову время, и ответ будет обманчивым!

 

– Нет, может быть, Вам не свойственна грусть, это чувство не подразумевает спонтанности…

– Я её очень часто нахожу в музыке. Музыка вызывает у меня грусть. Если более точно, то у меня нет ответа…

 

– Слушать «Doors», «Eagles», Генсбура, Дютрона, это грустно, это Ваша…

– Да…

 

– Вы, например, 4 года назад ходили на концерт Дютрона (в Париже)?

– Нет.

 

– Барбара Вам тоже нравится, нет?

– Нет. Последний концерт, который я видела, был Аланис Мориссетт.

 

– Барбара, которая только что выпустила альбом («Барбара», 1996 год). Там есть слова: «Я вспоминаю, вспоминаю одну историю, вспоминаю образы». Вам не нравится…

– Что мне напомнит об образах? Я очень плохо стараюсь (смеётся)!

 

– Отрочество никогда не вспоминаете. Вы его не любите в целом. Не потому ли что Вам не нравилось отсутствие индивидуальности в других? Есть ли здесь связь?

– Не люблю отрочество. Я говорю только о себе. Я совсем не люблю это.

 

– Может в глазах других сверстников, кого Вы знали в тот период…

– Как бы то ни было, мы не любим себя сами. Думаю, что не нуждаюсь во взгляде других.

 

– Сейчас Вам нравится быть почти взрослой?

– Думаю, я не стану такой никогда!

 

– Я сказал «почти», а!

– (Смеётся) да, сейчас я хочу быть пяти-, шести-, десяти-, двадцатилетней, но тридцать слишком спокойно для меня.

 

– Это связано с Вашим воображением в отрочестве?

– Нет. Я всегда думала об этом. Это больше чем какая-то беда, коснувшаяся меня. Представлять себя более взрослой, это что-то не очень приятное. Но я всегда слышала: «Видите, тридцать или около того – возраст прекраснее для женщины, чем отрочество». Я согласна с этим для себя.

 

– Это полуволшебство: Вы живёте в это особенное десятилетие!

 

Звучит «Vertige»

 

– «Vertige», песня из альбома Милен Фармер «Anamorphos?e» на радио «Nostalgie». Мы говорили о Вашем отрочестве. Вы не ответите, если я пойду немного дальше. Вы также говорили, что Вам не хватало эмоциональности. У Вас есть ощущение, что, учитывая прошедшее время, Вы прошли хорошую терапию, чтобы залечить эту рану?

– Так как я не знаю что это за рана, не могу ответить. В том смысле, что я этого не делала. Мы, прежде всего, очень чувствительные существа. Но есть также сверхчувствительность или любовь. Вы её не воспринимаете или, может быть, не полностью. Или, может быть, вы требуете от неё слишком много, вы страдаете. Я должна быть частью, если могу себя так назвать, этих сверхчувствительных людей, непростых.

 

– «Et tournoie…»: «твой худший враг, ты можешь вырваться из себя»…

– Да, это часть этой…

 

– Он ещё бродит?

– Конечно. Дело обстоит так. Я думала об этом, вспоминая о буддизме и обо всех этих прекрасных и успокаивающих вещах, но, несмотря на всё, мы встаём утром и снова перед нами это понятие зла, которое внутри нас. Возможность причинить зло, это самоотрицание и все эти вещи, которые волнуют ваше сознание. И это трудно, потому что это здесь, надо принимать решение, вы действительно хозяин либо вашей жизни, либо вашего дня. И вы говорите, нет, всё будет хорошо, потому что это стоит того.

 

– Это зло зовут «Алис», злобная паучиха?

– Да, точно (смеётся)!

 

– Это возвращает меня к концерту 1989 года. Чего бы Вам хотелось, чтобы там не было совсем?

– Слишком много печали.

 

– Ну вот, теперь мы знаем, что не нужно делать, но не знаем, что делать, итак…

– Да, я хотела… Это началось с написания альбома. Неизбежно сцена, но это другое, потому что ранее я внушила себе некоторые вещи. В любом случае эти изменения касаются меня.

 

– Исходя из этого, если могу себе позволить, концерт почти полностью состоит из новых песен, но в целом это только 40%, однако внешне он такой же. И тем не менее…

– Я хотела использовать белый, вместе со всем, что могло бы это напомнить другим, постараться подарить радость, дать задуматься и, кончено, саму идею шоу. Она немного искусственна, быстротечна, но основательна.

 

Рекламная пауза

 

– Турне продолжается. Мы говорили о вашем диске. Следующей Вашей сценой станет город Ним, где Вы выступите сегодня вечером. Огромный экран Ваша идея? Чтобы смотреть концерт на двух скоростях? Это знаменитое шоу, которое Вы только что описали, а также то, что можно прочитать в Ваших глазах?

– В некотором смысле, да. Возможно это слишком нарциссично, но надо подумать о людях, которые мало что могут разглядеть на сцене. И вот я сказала себе, что должна. Нет, не должна, но если бы я была зрителем, я была бы ущемлена, не видя глаза человека. Вот откуда эта идея с огромным экраном. И потому что…

 

– Особенно когда они красивые!

– (Она немного стесненно смеётся). Также была мысль ещё кое-что показать на этом экране, поскольку не только я касаюсь абстрактных вещей, это было…

 

– Ваши улыбки, это случайность… Есть очень приятные выражения чувств…

– Это и есть, возможно, разница между первым и вторым концертными турами. В первом случае не было камеры, транслировавшей моё лицо крупным планом, это сильно огорчало, так как я не была готова к этому. (Стоит отметь, что на двух концертах в Берси в 1989 году всё же большие экраны были с обеих сторон). Сейчас же, несомненно, это существенное изменение. Теперь я могу вам подмигивать, показывать свои слёзы, радость, улыбки, хорошие и плохие ракурсы, ни какой разницы – я раскрываюсь (смеётся)!

 

– «Бог не любит безразличных», у Вас они есть…

– Это из Библии (смеётся)!

 

– Да, я цитирую. Хочу вновь оживить беседу. Вы строгая в работе? Вы за всем смотрите? Всё контролируете?

– Контролирую, не думаю, но стараюсь максимально. Строгая ли я, возможно. Тяжело ли со мной, вероятно, но я с уважением отношусь к людям, думаю, что…

 

– Как Вы реагируете, если что-то Вас раздражает, спонтанно или обдуманно? Чтобы принять решение или настоять на Вашем видении вещей.

– Ну я… Это трудно. Я загораюсь очень быстро! Но, в сущности, ответ будет дан немедленно, иногда может это слишком. Не могу найти слова лучше… чрезмерно, но в любом случае инстинктивно.

 

Звучит «Laisse le vent emporter tout».

 

– Продолжаем. Мы коснулись альбома с гитарами Джеффа Дальгрена. Есть ли другие подобные элементы в альбоме и на сцене, которые Вы хотели иметь, чтобы продлить этот новый порыв.

– На сцене, да. Нужны музыканты, желающие играть.

 

– Почему? Бывает наоборот?

– Да, так как в этой профессии, это легко превращается в рутину. Приходишь в студию, работаешь и уходишь… Нужно, чтобы была главная движущая сила. Это я, а также музыканты и танцоры. Если будет полное взаимное влияние, реальное общее желание, то дело на половину сделано. Кроме того, важны возможности и таланты музыкантов. Должно быть также настоящее желание сказать себе, что каждый концерт исключителен и нужно отдать все силы.

 

– Это взаимное влияние, оно чувствуется? Понятно, что нужно время…

– Думаю, это больше инстинкт, когда выбираешь музыкантов. Затем уже работа и взаимность. То есть правда, что бывает много моментов, например, во время репетиций с танцорами или музыкантами, моменты до и после концерта, в столовой… это может показаться смешным, но это важные моменты, потому что это настоящее общение или единение. Именно здесь формируется то, что люди почувствуют на концерте.

 

– В столовой, как Вы расслабляетесь? Это шутки, байки или вы продолжаете проговаривать детали или говорите: «Это было не очень, это хорошо»…?

– В таких вещах присутствует элемент неожиданности, но в целом для такого концерта, так как это обязывает, всё должно быть очень точно выверено. После того, как приходит время…

 

– Перед началом это должно быть безукоризненно…

– Безукоризненно. Я себя немного предостерегаю от таких слов, говоря о себе и о концерте. Но технические вопросы должны быть тщательно проработаны, иначе произойдёт катастрофа!

 

– Вы любите себя иногда?

– (Милен вздыхает, затем смеётся) Вероятно, да. Вероятно…

 

– Вы бы хотели быть подругой Милен Фармер?

– Задайте мне другой вопрос (смеётся)!

 

– «К этому парадоксу я не причастна. Терпите, когда другая проникает в меня»! Не является ли нелогичность единственно возможной логикой? О, это трудно!

– У меня скоро заболит голова (искренне смеётся)!

 

– Мы быстро закончим, доктор! Читая Ваши песни, слушая их, вдохновляешься… Моё воображение работает, видите! (Милен шёпотом соглашается). Поэтому, правда, что Вам, вероятно, трудно отвечать на вопросы. «Но кто этот другой»?!

 

Звучит «Et tournoie…».

 

– Вернёмся к концертам. Вас одевает Пако Рабан, видите, я всё записал, так как не могу всё запомнить! В 1989 году был Тьерри Мюглер, он же готовил костюм для клипа «XXL»…

– Да…

 

– Готье в клипе «Je t’aime mélancolie», Алайа в клипе «Que mon Coeur l?che», это так?

– Да.

 

– Это настоящая коллекция! Забавно…

– Да, люблю модельеров!

 

– Вы играете с этими нарядами на сцене? Это манера Вашего…?

– Да. Я так долго работала с командой Пако Рабана.

 

– Это желание измениться, выйти то в одном наряде, то в другом, стили которых отличаются?

– Да. Еще во время первых концертов, за исключением двух-трёх нарядов, Тьерри Мюглер согласился предоставить свои услуги, но уважать мой мир. Я намекаю на «Тристану», на которой было русское пальто, шарф и перчатки. Это не совсем в стиле Тьерри Мюглера! У Пако Рабана была идея приталенных нарядов, то, что называют «секси»… (смеётся).

 

– А высокие каблуки, на последнем турне!

– Очень высокие каблуки (смеётся)! Пако Рабан. Это часть встреч и вещей, которые стали почти очевидны, как были выбраны однажды. Он любит белый, любит энергетику, любит столько вещей, присущих этому концерту.

 

– В мире моды, в мире песен очень много людей, которые пытаются с Вами сблизиться, нет? У вас есть проекты?

– Нет же, не так чтобы!

 

– Почему? Вы боитесь?!

– Не знаю! Нет, их не так много…

 

– Остаёмся в сфере моды. Не много людей, которым нужно столько костюмов для сцены, особенно которые используются в деле, служат чему-то, а не просто, чтобы сказать: «Вы видели»? «У меня красивое платье»! Это требует творческого ума!

– Нет! Разве только в этой стране? Об этом я ничего не знаю, но это больше для себя. Каждый раз делать что-то, желать, идти к другим людям, а не для того, чтобы возбуждать желание у других, нет…

 

– Я вот записал, также из Бодлера. Чуть не забыл. Из песни «L’Horloge» из альбома «Ainsi soit je…»: «Три тысячи шестьсот раз за час секунды шепчут: вспомни». Это должно Вас раздражать! Это не Вы!

– (Смеётся) Это больше не я или я стараюсь больше не быть ею (смеётся)!

 

– Еще я тут сделал заметку, чтобы закончить с этим альбомом. В песне «Myl?ne s’en fout», говоря об этом китайском минерале нефрите, Вы имеете в виду безупречность? Можно ли этим словом охарактеризовать Вас?

– Это испытание, которого я не вынесу. Охарактеризовать себя, предоставляю Вам эту возможность. Нефрит символизирует безупречность. Идея необработанного материала, недрагоценного, но который со временем становится ценным. Не думаю, что это в точности напоминает меня!

 

– Надеюсь, что это «секси Nostalgie»! В любом случае, правда, что понять кого-то, раскрыть тайну значит рисковать разочароваться. Я могу вам сказать, Вы исключение, которое подтверждает правило!

– Это мило! Я думала об этом же, как знать, может, поэтому я мало говорю о себе (смеётся)?!

 

– Хочу закончить, перефразировав Вас: позволим ветру всё развеять, пусть Милен обо всём позаботиться, вот!

– (Смеётся) Это мило с Вашей стороны! Спасибо!

 

– Большое спасибо!