Дата: 25 октября 1995 г.
Издание: «Le Soir» (Бельгия)
Журналист: Тьерри Кольжон
Перевод: Theowl
– Перед тем, как согласиться встретиться с нами, Вы попросили прочитать интервью, которое Вы дали нам 6 лет назад (речь идет об интервью от 12.10.1089г.). Почему?
– Это не для меня, а для человека, работающего на меня. Я не могу ответить на этот вопрос.
– Вот уже три года Вы отказываетесь встретиться со мной и моим коллегой, так как кажется, Вам не понравилась наша статья по итогам концерта в «Forest National». Сегодня Вы согласились. Почему?
– Я имею свойство забывать о прошлом, а именно те вещи, о которых не нужно помнить. В этом смысле, я не могу лучше сформулировать свой ответ. Важен настоящий момент. Это всё, что я хочу сказать. Мне нечего сказать кроме того, что я не помню. Я не могу быть более искренней.
– Вернемся к нашей теме. Новый альбом завершает долгий период молчания, прерванный фильмом «Джиорджино», который провалился в прокате…
– Фильм, которому свойственна тишина… все же поскольку снял фильм мой композитор, провал был трудным скорее для Лорана, нежели для меня. Его идея, он режиссер. У меня лишь приятные воспоминания о съемках. Потом лишаешься этого. С другой стороны, во мне всегда присутствует мысль о неудаче. Конечно провал «Джиорджино» был неприятен. Но сказать, что это опустошило мою жизнь, ни в коем случае. Если новый альбом не будет успешным, меня это огорчит. Это нормально. Но меня это не остановит. Я не драматизирую такие вещи, это ново для меня. Если альбом не будет пользоваться популярностью, будет ли это свидетельствовать о том, что вас не любят или выбран не подходящий момент? Вот что я попыталась выразить в песне «L’Instant X», например, где присутствует вся эта концентрация элементов, являющихся причиной того, что что-то происходит или нет. Я также всегда думала, если я должна была бы уйти, ушла бы я. Это из-за моей сдержанности.
– В какой степени «Джиорджино» повлиял на «Anamorphosée»?
– Как только вышел фильм, я уехала в США и провела там 9 месяцев. Я порвала с прежним миром. Это в первый раз за 10 лет работы, как я почувствовала свободу, настоящую жизнь. Жизнь в Париже стала для меня невозможной, хоть и ответственна за это я сама. Наступает момент, когда погружаешься в собственные неврозы, страхи. Я покончила с затворничеством и перестала терять что-то важное. Успех вас изолирует, а для меня это усиливалось.
– Вы почувствовали этот тревожный момент?
– Ни в коем случае. Давление было изнутри, от моего видения другого. Будучи человеком сдержанным или, если хотите, таинственным, я намного меньше подвержена определенному давлению, возможно, потому что «я стараюсь не обнажать грудь на краю бассейна». Но я не осуждаю артистов, которые это делают. Методы, используемые этими газетами, их папарацци – это в любом случае отвратительно. И тем не менее они преследуют меня. Легче в Лос-Анджелесе, чем в Париже, это же экзотика. В Лос-Анджелесе я вела совсем другой образ жизни. Я ездила с места на место. Странно я там водила машину, а здесь нет. Мне нужно было перевернуть страницу. Мы записали там альбом лишь потому, что я была там, а Лоран присоединился ко мне.
– Глядя на фотографии Херба Ритца, так и хочется сделать сравнение с Мадонной. Если Вас назвать французской Мадонной, Вы воспримите это как комплимент или оскорбление?
– Прежде всего, думаю, что она смелая артистка с большим талантом. Я с ней ни разу не встречалась, но думаю, она меня знает. По крайней мере, мне так говорили. У нас обеих есть желание провоцировать, не договаривать и может быть интерес к «изображению». По-видимому, она так же трудолюбива, как и я.
– В целом тексты песен этого альбома более сдержанные, менее провокационные. В них больше намеков…
– Думаю, это вопрос времени, которое проходит, и человека, меняющегося в постоянном движении. Основополагающие вещи, которые изменились в моей жизни и породили эти идеи… Не думаю, что это связано со сдержанностью, а скорее с моими интересами, которые изменились.
– Игра слов в песне «Eaunanisme» исключение?
– Я попыталась затронуть тему творчества. Свобода поэзии, читателя, который старается черпать больше чувства, нежели реальное объяснение. Я хотела рассказать о творчестве, о его чувственности, об удовольствии, которое получает писатель.
– Есть ли книга, которая Вам запомнилась за последнее время?
– Да. Как многие, меня очень впечатлила книга Пауло Коэльо «Алхимик» с потрясающим сюжетом. В независимости ни от чего мне нравится история, описываемая в книге, действие разворачивается по всему миру. Эту книгу можно подарить кому-нибудь. Это путешествие, так же духовное, главная сюжетная линия книги. Еще есть книга, которую я упомянула в буклете к альбому, – «Тибетская книга жизни и смерти», написанная Согьял Ринпоче. Книга рассказывает о буддизме, мудрости, принятии смерти и жизни.
– Не быть в небольшой среде шоу-бизнеса и иметь такой успех, это Вас изолирует, вызывает огорчение и непонимание. Вас можно назвать куда более надменной, сдержанной, претенциозной и капризной, подумать, что Вы считаете себя сильно отличающейся от других. Так ли это трудно для Вас поддерживать минимальные отношения с людьми Вашей профессии?
– Думаю, я имею право. Правда, я работаю над собой. Говоря о затворничестве и всём таком, меня всегда тянуло к небытию, но со временем я поняла, что это бессмысленно. Это всегда со мной, но я отдаю себе отчет в том, что есть необходимость, толкающая меня выйти вовне. Я также застенчива. Эта застенчивость обнаруживается у других. Порой я ее совсем не понимаю. Ее можно не правильно трактовать. Есть люди, которые имитируют застенчивость, это так. Как только вы отказываетесь от общения со СМИ, это создает либо таинственность, либо напряжение. Я осознаю это. Для меня это форма протеста. Это нежелание оправдываться. Поскольку оправдание может быть неправильно истолковано и это неприятно. Есть немного людей, с кем я готова общаться. Слухи меня не интересуют. Узнав меня лучше, будут люди, которые ненавидят меня, которые любят и безразличные. Вот так вот…