Дата: Январь 1994 г.
Издание: «Studio Magazine»
Журналист: Жан-Пьер Лавуанья
Перевод: Ольга Зубович
Пять месяцев секретной съемки романтической любовной истории, которая, возможно, станет одним из событий 1994 года. Этим фильмом, «Giorgino», снятым Лораном Бутонна, она воплощает в жизнь свою мечту стать актрисой.
Её не знали. Его — тем более. Всем было известно, что именно она писала слова к своим песням и что именно он сочинял музыку и продюсировал диски. Известно было также, что именно он снимал «их» клипы, которые под влиянием его особенного эстетического мира, его чувства кадра и пространства, лиц и атмосферы, стали настоящими фильмами. Но через некоторое время стало известно, что Милен Фармер сделала первые шаги в качестве актрисы в фильме, созданном Лораном Бутонна, который снимался в течении пяти месяцев в Восточной Европе, на холоде, под снегом и под ещё большим секретом. Все были сильно заинтригованы… Это было одновременно и открытием, и новой находкой. Впрочем, как сопротивляться двум увлечённым существам, которые горели столь большим желанием создать кино? Более пяти лет они мечтали о «Giorgino». История романтической любви среди войны 1914 года, молодой девушки, одинокой и молчаливой, и молодого человека, вернувшегося в свою деревню для того, чтобы найти сирот, которых он воспитывал и которые бесследно исчезли… Можно спорить, станет ли «Giorgino» одним из событий кинематографического года — 1994, попробуем лишь приоткрыть завесу тайны над личностью Милен, над её требовательностью и стремлением…
-Говорят что в начале своей карьеры Вы хотели стать актрисой и что петь Вы стали чуть ли не случайно. Вы не припоминаете, когда у Вас появилось это желание?
Милен: -К шестнадцати годам, когда я решила, что верховая езда (я часто ей занималась) — это не профессия для меня, я устремилась в театр. Раньше я подумывала об этом, но реально никогда себе его не представляла. Однако с некоторого времени я была уверена, что захочу покинуть театр, захочу сделать нечто, чего другим не удавалось.
-Когда Вы были ребёнком, играли ли Вы в своих мыслях какие — либо роли?
Милен: -Я очень смутно помню своё детство, я не пробовала сыграть какую-нибудь роль, создать таинственность… Это правда, что у меня не было каких-либо воспоминаний, что я себя почти не помню.
-Вы спрашивали себя об этом?
Милен: -Не совсем. Я просто знаю, что моё детство не было столь несчастливым и не было такого события, которое бы сделало меня полностью заторможенной, заставило бы меня всё перечеркнуть. Возможно, именно поэтому ребёнок представляется мне абсолютно бескорыстным.
-Когда Вы оставили верховую езду, откуда у Вас появилось желание стать комедийной актрисой — из фильмов? Глядя на актёров и актрис?
Милен: -Я не знаю, это достаточно неясно. Если не говорить о призвании, у меня было некое очевидное для меня чувство — даже если оно и не хочет признаться, что было для меня очевидным! [смеётся]. Я просто знала, что именно этим я должна заниматься и никогда не спрашивала себя, почему. Возможно, это было лишь стремление отвлечься и желание творить. Я всегда ощущала, что это было для меня жизненно необходимо. До такой степени, что я говорила себе: «не создавая кино, я умру». Разумеется, это были лишь слова и, вероятно, они были немного преувеличены. Я никогда не хотела заявлять, что получу пулю в голову, можно ведь умереть и другим способом. Можно угаснуть, тем самым повергнув всех в траур…
-Как Вы объясните эту жизненную необходимость?
Милен: -Необходимостью взора другого человека. Полностью. Однозначно, да.
-Эти необходимости — песни и сцена — они не были удовлетворены?
Милен: -Сцена, да. Почта, которую я получаю, очевидно, тоже. Дело в том, что когда кто-нибудь покупает ваши диски, это уже доказательство всеобщей любви. Но это не мешает.
-Б. Дэвис говорил, что многие актёры стали актёрами, потому что презирали самих себя…
Милен: (взрыв смеха) -Я полностью присоединяюсь к этой точке зрения. Ненавидеть самого себя и в то же время хотеть находиться всё время на виду… Это парадоксальная, но столь верная двойственность.
-Раз уж Вы заговорили о двойственности, то нужно сказать, что есть нечто достаточно смутное в картинах, которые Вы представляете в своих клипах: больше показываете, демонстрируете себя…
Милен: -Вероятно, это моя глубокая сущность… И если у вас есть такое ощущение, то это лишь потому, что некоторые вещи не получаются.
-У Вас также всегда присутствуют эти противоречия: наполовину девушка — наполовину мальчик, наполовину жертва — наполовину палач…
Милен: Это — часть меня. Если бы я не боялась захлопнуть открытые двери, я бы сказала Вам, что есть много граней этого искусства и много персонажей. Кто-то может посчитать это шизофренией, но для меня это почти жизненно, почти приятно.
-Вернёмся к Вашему желанию быть актрисой. Вы ходили на курсы комедийных актёров, какие знания Вы там получили?
Милен: -Я часто оставалась на занятиях. Там я встретилась с учителем, которого очень любила, и это всё… Что касается игры и всего остального, я не думаю, что там я получила какие-то важные знания. Не потому, что я не хотела учиться, просто я всегда понимала, что нужно дождаться подходящего момента, чтобы отдать то, что у меня имелось. Вероятно, это не был лишь момент. Я любила смотреть, как работают другие, это был мир, который я обожала, но, например, я никогда не хотела подниматься на сцену. Я всегда была слишком взволнована и очень боялась, что не смогу выйти на неё. Позже я заметила — выходя на сцену, чтобы петь — что это была борьба, которая могла закончиться чем-то очень счастливым… Это может казаться обычным — выходить на сцену — но для меня это нечто очень яркое. К счастью, эта радость для меня столь сильна.
-Вы помните себя на первом концерте?
Милен: -Да. Это было в Сент-Этьене, Мне на ум приходит одна картина, для того, чтобы подробно объяснить всё, что я чувствовала. Хорошо, что она не воплотилась в реальность, но я всё ещё боюсь этого: мне казалось, что я извергну все мои внутренности… И огромное счастье… Сцена — это нечто, что вас сильно заводит. Вся разница с кино — это то, что на сцене я говорю: «вы нужны мне», а в кино я жду, когда постановщик скажет: «Вы нужны мне». Конечно, я чувствовала это и с Лораном, но это — разные вещи, ибо мы знали, как нужно работать вместе и умели делать это. Я думаю, это нужно отметить особо.
-Почему Вы бросили курсы комедийных актёров?
Милен: -Это был всего лишь перелом в моей жизни… Некоторые вещи невозможно объяснить. Бывает, что люди бросают всё и однажды утром говорят себе: «стоп, я закончила учиться». Именно так было и у меня. Должно быть, тогда мне было лет 18-19.
-А затем, чем Вы занимались?
Милен: -Затем была «чёрная дыра». Бесполезно говорить себе: «я хочу быть актрисой, я хочу играть в театре, сниматься в кино…». Если некому вас услышать, вы недалеко продвинетесь. Весь этот период был заполнен повседневной работой. Я продавала кроссовки, я делала манекены, я даже была помощницей гинеколога…(смеётся). Я презираю то время. Также, как я презираю и свой юношеский возраст (хотя, несмотря на это, у меня осталось несколько школьных сувениров).
-Это удивительно, потому что Ваши песни и клипы пропитаны духом вечной юности…
Милен: -Возможно это потому, что я всё ещё ищу эту «вечную юность».
-В течении периода «чёрной дыры», сомневались ли Вы в себе и в своих артистических способностях?
Милен: -Я сомневаюсь всегда! Но я думаю, было нечто во мне, что постоянно держало меня в равновесии. Можно ненавидеть себя, не доверять себе, но, в то же время, обладать силой, решимостью, энергией, которых нету других. Я думаю, что это во мне есть… Я даже уверена в этом, иначе я не стала бы такой. Даже если я уверена, что придётся терпеть гораздо большие лишения, во мне всегда присутствует желание двигаться дальше, выше, быстрее и сильнее.
-Именно после «чёрной дыры» Вы встретили Лорана Бутонна и сразу же ворвались на сцену. Как произошла эта встреча?
Милен: -Нас представил друг другу один наш общий знакомый [Jerome Dahan]. Они написали одну песню — «Мама ошибается». Я должна была соответствовать личности, которую они искали.
-А как насчёт Вас, было ли у Вас чувство соответствия этой песне?
Милен: Меня увлекла именно актёрская сторона. Одна моя половина находила себя в песенном творчестве, а другая — именно в игре. Позже всё следовало друг за другом. Но, если честно, я никогда не представляла себе, что смогу сотворить что — либо в области песен. Это было, так сказать, очень внезапно, и встреча с Лораном — это нечто очень, очень важное.
-Что больше всего поразило Вас в Лоране, когда вы встретились?
Милен: -Я думаю, его глаза! (смеётся). Одновременно и нежные, и немного сумасшедшие глаза! Позже я узнала, что имею дело с личностью, очень талантливой, но скрытной и которой не совсем приятно самовыражаться.
-Вы действительно очень быстро почувствовали единение миров? Дело в том, что во всех ваших клипах присутствует связный, особенный эстетический мир, отгороженный от внешних событий. Невозможно понять, что из этого взято у Вас, а что — у Лорана.
Милен: -Миры воссоединились, это правда… Как близнецы. Его способность реализовать это, вероятно, больше, чем у меня. Я способствовала этому лишь написанием слов. И это меня очень быстро увлекло… Начиная с первого альбома. Сначала слова писал Лоран, но позже я заметила, что это очень необходимо мне самой. Таким образом, я определила свою роль и, я думаю, что ему это принесло небольшое облегчение… (смеётся).
-Что касается клипов, как это проходило?
Милен: -Клипы я оставляла делать Лорану. Разумеется, я тоже участвовала в работе, но в тот момент мне необходимо было разделаться с текстами, и я оставляла Лорана работать, сама же не вмешивалась… Также и он не вмешивается, когда я пишу. Каждый делает своё дело. Чтобы лучше соединить потом всё воедино.
-Кино для Вас- источник вдохновения? Я имею в виду такие песни, как «Тристана», «Грета»…
Милен: -Было бы злоупотреблением сказать, что это — источник вдохновения. Истинный источник вдохновения — это… мой пупок! Я способна говорить только о своём пупке. По крайней мере, так было в начале, может быть, сейчас это уже не так. Нужно бы, чтобы я пыталась говорить и о других…
-Часто ли Вы ходите в кино?
Милен: -Я хожу туда всё чаще. Нужно сказать, что у меня уже нет того страха, который я испытывала несколько лет назад, боясь выйти на улицу, боясь пойти в кино, боясь быть увиденной. Я начинаю избавляться от этого… После фильма.
-Именно съёмка «Giorgino» избавила Вас от этого страха?
Милен: -Не знаю, съёмка ли это, или что-то другое, скорее, встречи с некоторыми людьми. И потом, не знаю точно, как это сказать, но во время съёмок фильма я как будто избавилась от чего — то, что было запрятано во мне уже очень давно.
-Кто Ваши любимые кинорежиссёры?
Милен: -Я глубоко люблю Jane Campion, все фильмы которой я посмотрела. Я очень люблю Бергмана… Его слова. Особенно его молчание… Но я люблю также Давида Леана, Полянского, Анно, Сержио Леоне…
-Ясно, что для Лорана Бутонна снимать клипы — это окольный способ создавать фильм. Для Вас тоже?
Милен: -Не совсем всё-таки. В клипах не существует голоса персонажа, только песня. На съёмках «Giorgino» у меня возникало странное чувство, что я не всегда узнаю свой голос, так как он был одновременно и моим голосом, и голосом персонажа.
-Думали ли Вы создать свой первый фильм с кем — либо другим, а не с Лораном Бутонна?
Милен: -У меня не было такого желания, но создание «Giorgino» заняло столько времени, что это чуть было не произошло. У меня были некоторые предложения, хочется верить, что они не были стоящими (смеётся).
-И какие же Вы отвергли?
Милен: -Я не могу Вам этого сказать. Скорее чтобы не скомпрометировать эти фильмы или их режиссёров, чем меня… Одно предложение меня по — настоящему соблазнило, но в это время у меня были концерты.
-Не поступили ли Вы вероломно с Лораном Бутонна, поручив снять Ваш последний клип Люку Бессону?
Милен: -Он приглашал нас на съёмки «Атлантиса». Это был хороший момент. Это человек, который может быть удивительно любезным… Но мы так мало видимся… Если я и обратилась к Люку, то потому, что в этот период я уже не могла ничего попросить у Лорана, который, возможно, и сам не мог мне ничего дать, настолько он был поглощён желанием создать «Giorgino».
-Что Вы испытали, прочитав сценарий «Giorgino»?
Милен: -Мне понравился этот мир. И эта мрачная и мучительная история… Название мне тоже понравилось: в этом слове есть что — то детское и загадочное.
-Съёмки проходили в очень большом секрете. До сегодняшнего дня вы не показали ни одного кадра. Единственная вещь, которую Бутонна захотел нам сказать, это то, что речь идёт о большой романтической любви. Что Вы можете сказать о своём персонаже?
Милен: -Это девушка, которой трудно расстаться с детством. Большую часть времени она ведёт себя, как аутистка [от аутизм — состояние психики, характеризующееся преобладанием замкнутой внутренней жизни и активным отстранением от внешнего мира]. Она немного потерянная, и, в то же время, с очень светлым умом. Её можно сравнить с десятилетним ребёнком, обладающим удивительной способностью ясновидения. Таких люди не понимают, поэтому жестоки с ней…
-Как Вы работали? Много ли Вы размышляли сами? Много ли Вы говорили об этом с Лораном Бутонна?
Милен: -Нет, очень мало. Я его спросила, каким он видит моего персонажа. Я его выслушала, и больше мы никогда не возвращались к этому разговору. Я же, со своей стороны, хотела видеть людей из психиатрической больницы. Чтобы послушать, посмотреть… Вообще меня завораживают дети — аутисты. Тайной, которую они хранят, их неспособностью общаться с внешним миром… Непонятно, объясняется ли это глубоким желанием или отклонением в их природе. Я себя чувствую ближе к таким людям, чем… У нас есть нечто общее для всех смертных… Они такие трогательные… Что касается фильма, я не хотела ни крайностей, ни банальностей. Нужно обратить внимание: это так легко — позволить спектаклю безумия, жестикуляции безумия унести тебя. Я наблюдала, чтобы найти мелочи, которые, как я думаю, будут совсем незаметны для других. Потом, тот, на мой взгляд факт, что вы носите особенную одежду, помогает вам больше, чем всё остальное. Вдруг опрокидываешься в мир, который перестал быть твоим. Это больше не есть привычная жизнь…
-Ваше очевидное стремление к костюмам, у Вас всегда оно было? Оно объединилось с желанием играть в комедиях? Откуда оно взялось?
Милен: -Я не могу Вам ответить, я сама не знаю, откуда оно появилось (смеётся). Я всегда, во всех ситуациях обожала одежду, ткань, осязать её… И ещё я люблю переодеваться, изменять свою внешность. Видимо, это объединилось с желанием стать кем — то другим… У меня какая — то страсть к одежде. И ещё большая страсть к кроссовкам. Но Вы — то спрашиваете, откуда это взялось…
-Когда Вы снова нашли себя на съёмках «Giorgino», у Вас было ощущение, что Вы не ошиблись в Вашем желании быть актрисой?
Милен: -Безусловно. Это было кое-чем очевидным. Но я ничего не требовала, у меня лишь было чувство, что это желание стало неотъемлемой частью меня, всё это естественно. Съёмочная площадка, камера — всё это было очевидным. Я не говорю, что я это обожаю, но это очевидно.
-Как Вы принимали во внимание камеру? Как зеркало? Как врага?
Милен: -Я могу сказать лишь, что касается камеры Лорана, потому что с другими я не работала. Всё, что я знаю, это то, что камера любит меня, что она здесь для того, чтобы сделать всё и дать всё, что нужно для блага меня самой. Это не враг.
-Фильм снимался на английском языке. Это что, ещё один вызов?
Милен: -Этот язык я очень люблю и нахожу его прекрасным, к тому же он совсем несложный. Это было дополнительным, особенным чувством. Играть на языке, который для тебя не родной, странно и приятно, потому что странно. Фильм снимался на английском ещё и потому, что Лоран не нашёл подходящего актёра на одну из ролей во Франции и отправился искать его за границу.
-Вы помните свои ощущения накануне первого дня съёмок «Giorgino»?
Милен: -Конечно, я была встревожена! (смеётся) Я боялась играть. Поднимаясь на сцену, тебя одолевают различные чувства. Один. Один во всём мире. Даже если где — то здесь рядом техники, даже если делаешь это преднамеренно. В кино постоянно нужно сравнивать себя, сталкиваться с пятью десятками личностей, которые вокруг вас. Это очень сложно — постоянно отвлекаться от своих запретов, тревог, от себя самой. Но однажды дверь открывается и времени думать нет, нужно идти туда. Сверх того, съёмка развернулась в хорошо известных условиях. Во — первых, физических. Потому что Лоран всегда заставлял меня много бегать! (смеётся) В облегающих платьях, под снегом, при температуре ниже 20 градусов, теряя дыхание! Моя мужская сторона здорово мне послужила… В любом случае, я хотела стать такой. Даже когда я не двигалась. Пять месяцев я ежедневно поднималась в пять утра! Я восхищалась видом: головоломка собиралась постепенно, часть за частью. Видеть эти существа, которые рождались в тот момент…
-Не мучили ли Вас кошмары, связанные со съёмкой?
Милен: -Вы знаете, кошмары преследуют меня постоянно… До такой степени, что я их уже полюбила (смеётся). До того, что я их уже сама вызываю. Я люблю мечтать, но кошмары иногда подсказывают куда более интересные вещи. Странно, но во время фильма кошмары были связаны более с человеческими отношениями, чем с моей ролью. Они были достаточно буйными. Пятьдесят человек, или даже больше, живущих вместе, плечом к плечу, в течении пяти месяцев — это хорошо показывает человеческую душу… Заметно много плутовства и лжи. Разумеется, это тоже часть нашей жизни, но действительно ли столь необходимая? Особенно в тот момент…
-Вы никогда не испытывали подобное ощущение, например, на съёмках?
Милен: -В чём я уверена, так это в том, что я себя всегда прекрасно защищала. У меня очень мало контактов с окружающим миром. Я создала свой независимый мир и я не вижу людей, которые его не любят. И очень часто Вас вынуждают оценивать тех людей, с которыми Вы не общаетесь. Это слишком сложно.
-Несмотря на близкие отношения, в которых вы состоите с Лораном Бутонна?
Милен: -Нужно забыть все близкие отношения с Лораном! (смеётся) Потому что на съёмках он — совершенно другой человек. Он изменился во всём. Для меня он был совершенно новым человеком. С его стороны я чувствовала полное доверие — Лоран прекрасно знает всё, что он хочет и всё, что он делает, он в этом абсолютно уверен, его глаз настроен на камеру… С другой стороны, у нас не получилось диалога. Ему, безусловно, необходимо было поставить эту пьесу на свой лад, без внешнего мира. Я уважаю его желание. Во всяком случае сегодня, когда всё это закончилось. В конце концов, потому что для него это было выяснение отношений с самим собой.
-Изменили ли съёмки ваши отношения?
Милен: -Безусловно, ибо я открыла для себя другого человека. Не нужно спрашивать, к лучшему это или к худшему, мы изменились, и всё. Это произошло достаточно резко, но я считаю, что это нормально. Что меня поразило, это наблюдать его увлечённым кое — чем вроде страсти, чисто его страсти, безусловно рассудительным, но всё же… Это было похоже на воинственную машину. И я хотела иногда быть рядом — я, самое хрупкое существо на Земле, рядом с машиной! (смеётся) Не ошибитесь в этом! Во всём, что я сказала, нет полного описания. Это всего лишь «установка». Возможно, по — другому и быть не могло.
-Чего Вы ждёте от режиссёра — постановщика?
Милен: -Что он попросит меня о невозможном. О невозможной игре.
-Симон Синьоре говорила, что не актёр входит в роль персонажа, а персонаж входит в его роль…
Милен: -Именно во время съёмок я спрашивала себя: Милен питает Катрин или же Катрин питает Милен… Я всё ещё не знаю точного ответа… Как раз во время съёмок я чувствовала, что до сумасшествия так недалеко.
-Не было ли у Вас ощущения, что переходя из эстрады в кино, Вы совершаете прыжок в пустоту?
Милен: -Мне кажется, что я, больше, чем другие, не имела права на ошибку… В этом у меня была сильная необходимость. Был также страх оказаться не на своём месте. Это прекрасно — говорить: «я хочу, я хочу», но теперь, когда всё уже позади…
-Почему Вы сказали: «Я больше, чем другие…»
Милен: -Для начала потому, что я очень долго мечтала об этом, ждала этот момент. Что касается других, то потому, что на моём жизненном пути встречались не всегда симпатичные люди и что некоторые ещё ждут меня на повороте…
-А Вы боитесь этого?
Милен: -Сейчас, когда мы об этом говорим, да! Именно для того, чтобы не думать об этом, я много работаю.
-В то же время чувствуется, что страх мог бы стать Вашим «двигателем»…
Милен: -Это мой основной двигатель! Это не разрушительный страх, это страх, который побуждает меня быть ещё выше, ещё сильнее…
-В Ваших клипах есть нечто вроде восхищения трагичностью, как бы иллюстрация к словам Эдгара По: «Красота — это то же, что и смерть». Кстати, одна из Ваших песен называется «Алан» — также, как и второе имя Эдгара По…
Милен: -Этого писателя я очень часто себе представляю. Также я очень люблю Жюльена Грээна, Генри Джеймса… Их атмосфера немного необычная, беспорядок жанров и чувств… Здесь я нахожу себя. В разрушительном пейзаже я вижу красоту мира. В то время как некто другой заявляет, что видит то же самое в цветущем дереве. Лично я предпочитаю обгоревшее дерево. Почему? я не знаю… Вероятно потому, что это напоминает мне мой внутренний мир. Это говорит мне о большем, это мне ближе…
-Вы никогда не занимались анализом, не проходили обследование?
Милен: -У меня никогда не было желания копнуть поглубже и узнать причины моей тревоги. Но есть люди, которые хотят это знать. С некоторыми из них я никогда не познакомлюсь, остальных я просто не хочу знать.
-В Ваших текстах, клипах есть также нечто, навевающее не ностальгию, а некую меланхолию. Ваши героини ощущаются одновременно богатыми всем…
Милен: -…и ничего в себе не несущими. Да, это так.
-В этом больше Вашего влияния, чем Лорана Бутонна!
Милен: -Надо было спросить его самого. Я всегда охотно говорила, что это исходит от меня, но он очень хорошо умеет объяснить всё это… в отличие от меня. Даже если у кого-то было абсолютно другое детство, они всё равно чувствуют окружающий мир, говорят очень мало и коротко… Кое — кто на этом немножко помешан… (смеётся)
-Вы вкладываете свою страсть в бескрайнее снежное пространство?
Милен: -Да, когда — то я мечтала лететь в космос посреди снега (она родилась в Канаде). И эти картины меня глубоко трогали. А затем это навевало грусть, меланхолию. Вещи, которые могут стать восхитительными, иногда предпочитают сделаться плохими. В этом есть нечто вроде наслаждения. Назовите это садомазохизмом, если хотите…
-Есть нечто очень впечатляющее в Вашем мире, в Вашей походке, это как если бы некая жизненная боль стала жизненной яростью.
Милен: -Трудности в жизни есть у всех, не так ли? Это правда, что я «грызу» некий «камень», но не думайте, что это полезная работа. Это неправильно — использовать свою жизненную боль, например, в целях маркетинга…
-Вы не боялись, что Вас упрекнут в этом, в том, что Ваш мир слишком связный?
Милен: -Меня упрекали. Но я научилась бороться. Я научилась не воспринимать это близко к сердцу — всегда найдутся слова, чтобы сделать больно. Но если люди будут слишком восприимчивы к суждениям других, случится катастрофа. Закончится тем, что многие погубят себя таким образом. Да, меня и сейчас упрекают… Мне кажется, что женщине, даже в наше время, очень трудно признаться, что она — разочаровавшееся существо. Я думаю, что мужчинам это даётся легче.
-Вы не думаете, что Ваш успех и Ваша слава немного вылечили это душевную боль, или же наоборот — усилили её?
Милен: -Меня вылечили? Совсем нет. Эта боль не прогрессирует, она всегда скрыта и продолжается достаточно долго. Я уверена, что до конца своих дней останусь такой же, какая я сейчас. Усиливает ли это её 7 Я не знаю. Возможно, с какого — то момента пропасть стала глубже, а вершина — выше.
-Самое интересное в приключении под названием «Giorgino» — это то, что все чувствуют, что фильм родился в сотрудничестве двух очень сильных желаний создавать кино — Вашего и Лорана Бутонна…
Милен: -Это правда. Как только мы встретились — сразу же заговорили о кино. Впрочем, мы всегда о нём говорили.
-Так всё — таки, это был результат двух стремлений или же начало новой авантюры?
Милен: -Я убеждена, что это начало новой авантюры…
Несколько слов о режиссёре фильма. Лоран Бутонна всегда хотел снимать кино. Чем он собственно и занимался почти всегда. В 10 лет он экранизирует «Бэмби». В 17 лет он снимает «Балладу о фее-путеводительнице», на которую не допускаются дети до 16 лет и которая демонстрируется в единственном зале Парижа! Также почти всегда он сочинял музыку. Его встреча с Милен Фармер, диски которой он продюссировал и для которой писал музыку, дала ему громадные возможности. Он воспользовался этим также и для того, чтобы убедить фирму грамзаписи предоставить ему возможность снимать клипы. В противном случае он не смог бы снять «Giorgino». В возрасте 32 лет, одновременно и сдержанный, и переполненный чувствами, он имеет репутацию желающего укротить всё. Впрочем, у него возникла идея «Giorgino», он написал сценарий, снял и смонтировал его, и даже написал музыку к этому фильму. И в его светлых глазах можно увидеть одновременно и желание поделиться своими сокровищами, и страх, что вы можете отнять у него что — то важное…
Спасибо Коржеву Александру за предоставленный материал.